Сергей Наумов - Время талых снегов

Андрей пригнулся. Удар прошел мимо.

«Брошусь, когда он будет замахиваться», — решил пограничник.

Едва Кротов сделал движение, чтобы занести валежину еще раз, Андрей метнулся вперед и правой рукой ударил нарушителя в подбородок. Кротов выронил валежину и упал на спину. Но тут же вскочил и, вытянув руки, бросился на Астальцева. У него были цепкие пальцы.

Андрей почувствовал: какая-то непонятная сила отрывает его от земли. Он перелетел через голову Кротова и рухнул на снег. Успел поджать ноги и резко распрямить их, встречая кинувшегося на него противника.

Нарушитель лежал на снегу. Казалось, что он потерял сознание.

— Успокоился, — зло сказал Астальцев. Он выдернул из брюк ремень и склонился к лежащему. Кротов метнулся в ноги. Андрей ждал этого и быстро отпрянул.

— Вставай. Не вышло, — так же зло произнес Астальцев.

Кротов встал. Андрей сделал на ремне петлю и приказал:

— Руки вперед, без баловства!

Нарушитель устал. Он едва стоял на ногах.

Астальцев стоял прямо, хотя ноги у него подламывались и во всем теле ощущались слабость и боль.

— Мы замерзнем, — процедил нарушитель.

— Руки вперед!

Кротов сложил кисти рук и просунул их в ременную петлю.

Андрей остро почувствовал холод.

Ветер и снег отбирали у разгоряченного борьбой тела тепло.

Астальцев захлестнул ремень еще раз и завязал его двойным узлом.

Теперь можно было надеть ватник.

Второй раз нарушитель ступил на трону, с которой столкнул пограничника. Склон был чист и поблескивал черными отшлифованными плешинами. Осыпь исчезла.

Астальцеву показалось, что он видит у самого края свои руки — красные костяшки пальцев, впечатанные в темный камень обрыва.

Изумленный Кротов смотрел на склон.

— Из смерти выполз, — пробормотал он.

— Если бы не ты, может, и не выполз бы, — усмехаясь, заметил Андрей.

Глухой отдаленный рокот привлек внимание Астальцева. Он посмотрел вверх и вдруг сорвал шапку и замахал ею.

Над высокими раскидистыми соснами, у самого края ущелья, повисла бескрылая темно-зеленая птица. Это на помощь сержанту спешила тревожная группа с родной заставы.

Карауш смеялся, когда маленький Николка, направив в него игрушечный пистолет, нажимал на курок и выпускал тонкую струйку воды.

— Ты убит, папка, — кричал Николка, — ты нарушил границу, и я в тебя пульнул. Ты убит.

Карауш смеялся еще и оттого, что ему в это утро исполнялось двадцать семь лет, он не знал, что такое болезни, и мог на руках пройти вдоль всей набережной. Он не делал этого по единственной причине — в городе хорошо знали его, старшего лейтенанта пограничной службы.

Город любил пограничников. В трудном 42-м они насмерть стояли у его стен и все, как один, пали на подступах к бухте, откуда шла эвакуация.

Андрей застегнул янтарные запонки — подарок жены — и надел светлый легкий пиджак. Алена сама повязала мужу галстук.

— Не можешь? — ласково усмехнулась она.

— Не могу, — вздохнул Андрей и полуобнял жену. — Я через два часа вернусь.

— Папка, — закричал Николка, — ты обещал, когда тебе исполнится двадцать семь лет, мы взберемся на самую большую гору и устроим там салют. Ты помнишь?

— Помню, Николка. Сегодня мы с тобой совершим восхождение. И салют, конечно. Я вот только в порт схожу, встречу «иностранца». Идет?

— Идет! — вскричал Николка.

Андрей Трифонович неторопливо шагал туда, где у нагретой солнцем бетонной стенки кипел празднично-озорной белопенный прибой. Скоро должен был прийти иностранный туристический теплоход. Сегодня это не его забота: осматривать корабль, проверять документы гостей из-за рубежа. Просто старший лейтенант Карауш по старой привычке не мог пропустить этот строгий, напряженный и торжественный час. Он ничего не мог поделать с собой. А вдруг... Впрочем, на границе всегда ждешь неожиданностей. Здесь граница у трапа. Сколько раз за годы, проведенные на контрольно-пропускном пункте, вежливо просил он капитанов иностранных судов представить ему «кру-лист» — список команды и паспорта моряков.

Набережная задыхалась от жары. На старой пристани в ожидании катера собралось множество людей. Мальчишки сидели на каменных плитах, свесив ноги к воде, и удили рыбу.

На углу асфальтировали улицу. Каток медленно полз возле самого тротуара; две женщины, приложив мокрые тряпки к тяжелому валу, отступали шаг за шагом, и пальмы у тротуара отбрасывали ветви так далеко, что каток проходил под самыми пальмовыми ветвями.

Над витринами магазинов были опущены серые полотняные маркизы, но там, где вещи на витринах сдвинули с мест, можно было заметить темные следы — вся остальная бумага выгорела от беспощадного южного солнца.

По набережной ходил фотограф в широкой, как подсолнух, шляпе. Звали его Гриша-грек. Он и вправду походил на грека, маленький, худощавый, всегда с печальными черными, как маслины, глазами.

С «поплавка» доносилась слабая музыка, там стучали ножами и вилками. За «поплавком» была вышка, с которой самые храбрые прыгали в воду. До нее можно было добраться, пройдя с набережной через мосток.

А дальше, там, где раскинулся городской пляж, берег кишел бронзовыми телами. Солнце заливало пляж, и песок, изрытый следами ног, походил издали на огромные ассирийские письмена, а у воды лоснился, как спина дельфина.

Карауш поздоровался с Гришей-греком кивком головы, как вдруг старый фотограф остановил его.

— Отсюда не видно, — сказал Гриша-грек, поворачиваясь к морю, — а с дальнего волнореза просматривается. Жаль, у вас нет с собой бинокля.

— В чем дело? — насторожился Карауш, зная слабость фотографа поиграть в таинственность.

— Буек где-то ветром сорвало, — усмехнулся Гриша, — а может, что еще. Я на том волнорезе парочку щелкнул — просили поромантичней, — там, сами знаете, пять каменных пальчиков торчат из воды. Гляжу в объективчик, а оно там болтается, кабельтова не будет. Вы ж — «граница», должны знать... И еще просьба, товарищ Карауш... Я вас семь лет знаю, и за все эти годы вы ни разу у меня не сфотографировались. Позвольте, все будет в лучшем виде.

Карауш улыбнулся и пригладил ладонью волосы. Гриша-грек вскинул старенький «Зенит».

«Умеет старик поймать клиента, — думал Андрей, шагая по набережной в сторону волнореза, — вот и буек выдумал. Но в одном он прав — мы «граница» и должны знать».

Андрей миновал «поплавок», обошел поверху пляж и спустился на берег у последнего волнореза.

Где-то гулявший шторм принес на край бухты зыбь. Кромка берега была сплошь усеяна гребешками водорослей.