Николай Коротеев - Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

В Японию я попал впервые. Когда-то, в детстве, эта страна, далекая, миниатюрная и непонятная, сильно волновала мое воображение. Страна восходящего солнца. Она ассоциировалась в моем сознании с такими словами, как «кимоно», «икэбана» (искусство оранжировки букетов), «тя-но-ю» (чайные церемонии) и... «дзюдо». Но главным словом, определяющим, по моему тогдашнему разумению, национальный характер японцев, было «бусидо» — суровый кодекс самурайской чести: аскетизм, презрение к страданиям, верность своему покровителю, готовность смыть бесчестие самоубийством «харакири». Еще было слово «камикадзе» — смертники на маленьких подводных лодках, начиненных взрывчаткой, или на самолетах, имевших запас горючего только до цели. «Камикадзе» — дословно «божественный ветер», тот самый ветер, который дважды спасал Японию. Оба раза, когда правитель монголов Хубилай подготовлял неисчислимую армаду кораблей, чтобы захватить Японские острова. И оба раза поднимался «камикадзе», начиналась буря и корабли захватчиков тонули. Было это в конце XIII века. В середине XX века, в августе 1945 года, «камикадзе» не смог спасти Японию от двух американских самолетов, несших на своем борту атомные бомбы.

В Японию я попал впервые. Когда-то, в детстве, эта страна, далекая, миниатюрная и непонятная, сильно волновала мое воображение. Страна восходящего солнца. Она ассоциировалась в моем сознании с такими словами, как «кимоно», «икэбана» (искусство оранжировки букетов), «тя-но-ю» (чайные церемонии) и... «дзюдо». Но главным словом, определяющим, по моему тогдашнему разумению, национальный характер японцев, было «бусидо» — суровый кодекс самурайской чести: аскетизм, презрение к страданиям, верность своему покровителю, готовность смыть бесчестие самоубийством «харакири». Еще было слово «камикадзе» — смертники на маленьких подводных лодках, начиненных взрывчаткой, или на самолетах, имевших запас горючего только до цели. «Камикадзе» — дословно «божественный ветер», тот самый ветер, который дважды спасал Японию. Оба раза, когда правитель монголов Хубилай подготовлял неисчислимую армаду кораблей, чтобы захватить Японские острова. И оба раза поднимался «камикадзе», начиналась буря и корабли захватчиков тонули. Было это в конце XIII века. В середине XX века, в августе 1945 года, «камикадзе» не смог спасти Японию от двух американских самолетов, несших на своем борту атомные бомбы.

В Японию я попал впервые. Когда-то, в детстве, эта страна, далекая, миниатюрная и непонятная, сильно волновала мое воображение. Страна восходящего солнца. Она ассоциировалась в моем сознании с такими словами, как «кимоно», «икэбана» (искусство оранжировки букетов), «тя-но-ю» (чайные церемонии) и... «дзюдо». Но главным словом, определяющим, по моему тогдашнему разумению, национальный характер японцев, было «бусидо» — суровый кодекс самурайской чести: аскетизм, презрение к страданиям, верность своему покровителю, готовность смыть бесчестие самоубийством «харакири». Еще было слово «камикадзе» — смертники на маленьких подводных лодках, начиненных взрывчаткой, или на самолетах, имевших запас горючего только до цели. «Камикадзе» — дословно «божественный ветер», тот самый ветер, который дважды спасал Японию. Оба раза, когда правитель монголов Хубилай подготовлял неисчислимую армаду кораблей, чтобы захватить Японские острова. И оба раза поднимался «камикадзе», начиналась буря и корабли захватчиков тонули. Было это в конце XIII века. В середине XX века, в августе 1945 года, «камикадзе» не смог спасти Японию от двух американских самолетов, несших на своем борту атомные бомбы.

В Японию я попал впервые. Когда-то, в детстве, эта страна, далекая, миниатюрная и непонятная, сильно волновала мое воображение. Страна восходящего солнца. Она ассоциировалась в моем сознании с такими словами, как «кимоно», «икэбана» (искусство оранжировки букетов), «тя-но-ю» (чайные церемонии) и... «дзюдо». Но главным словом, определяющим, по моему тогдашнему разумению, национальный характер японцев, было «бусидо» — суровый кодекс самурайской чести: аскетизм, презрение к страданиям, верность своему покровителю, готовность смыть бесчестие самоубийством «харакири». Еще было слово «камикадзе» — смертники на маленьких подводных лодках, начиненных взрывчаткой, или на самолетах, имевших запас горючего только до цели. «Камикадзе» — дословно «божественный ветер», тот самый ветер, который дважды спасал Японию. Оба раза, когда правитель монголов Хубилай подготовлял неисчислимую армаду кораблей, чтобы захватить Японские острова. И оба раза поднимался «камикадзе», начиналась буря и корабли захватчиков тонули. Было это в конце XIII века. В середине XX века, в августе 1945 года, «камикадзе» не смог спасти Японию от двух американских самолетов, несших на своем борту атомные бомбы.

Лето 2… года обещало быть чересчур жарким. Солнце беспощадно палило землю. Сухие горячие ветры неслись над континентом. Термометр лез вверх как сумасшедший. Горели дома, пылали фермы, полыхали страсти. Великая национальная традиция подогревала страну.

Давно уже были забыты времена, когда о приходе нового дня человечество узнавало от петухов. На чердаках и на свалках ржавели останки будильников. Граждане теперь подымались с первыми выстрелами. Сначала за окнами пощелкивало редко и одиночно. Потом начинали трещать автоматные очереди. В ответ какой‑нибудь умник палил ракетным снарядом. Ухал глухой взрыв, вздрагивали стены зданий, лопались стекла – очередной день приходил бесповоротно.

Регулярно посещал он и каменную коробку отеля «Коломбина». Когда‑то это многоэтажное здание, похожее на гигантскую пачку сигарет с фильтром, занимала солидная международная организация, изучавшая проблемы национального суверенитета. В небоскребе было очень много труб и еще больше кранов.

Целое подразделение водопроводчиков бдительно следило, чтобы их хозяйство исправно служило разным народам. Мастера, возглавлявшего дело, звали Уотом. Он был честен и не допускал никакой дискриминации – большие и малые нации, на каком бы этаже ни размещались, получали воду бесперебойно. Своих подчиненных мастер Уот воспитал в духе доброжелательства и взаимопонимания, и даже представители Черной Африки не могли сказать, что в этом доме испытывали какое‑либо ущемление в равных правах на холодную и горячую воду.

Мастера Уота ценили, и когда международная организация, убедившись, что ее небоскреб расположен не в самом спокойном месте земного шара, решила переменить местожительство, ему была предложена работа по новому адресу. Но Уот на старости лет не захотел покидать родину.