Виктор Смирнов - Поединок в горах

— Ясно, ребята. Ты мне скажи, Петюк. Ты товарищам-шоферам когда-нибудь помогал в дороге?

Петюк молчит. Таня по-прежнему стоит на пороге, наблюдая за нами.

— Я у него попросил буксира, — говорит Паламарчук. — Он сказал: «Я не аварийная служба».

— Ясно. Ну, а кто из вас помогал Петюку? — спрашивает Стрельцов.

А кто не выручал Петюка? Тракт есть тракт. Как ни торопишься, а человеку надо подсобить. Такой закон.

— Свечи ему давал…

— Масляный насос.

И пошло. И пошло… Фильтр… Аккумулятор… Сателлиты… Щетки… Колесо… Полуось…

— Ну, а теперь посмотрим, Петюк, на чем бы ты ездил, если б не мы. Айда к машине, хлопцы!

Шоферы гурьбой высыпают на улицу. Петюк покорно идет вместе с нами. Неужели так тяжела для него ноша стыда перед Таней?

— Пусть каждый возьмет с машины, что давал, — говорит Стрельцов.

Притихшая деревушка наполняется голосами. Кто-то включает фары. Горы уходят далеко за темную завесу, и только одна машина Петюка поблескивает под лучами.

Паламарчук возится под открытым капотом, свинчивая генератор. Кто-то домкратит колесо. У шоферов озорные, веселые глаза.

Петюк стоит, сжав кулаки. Много накопилось у него неоплаченных долгов.

— На землю не кладите, — говорит Петюк. — Песок!

Сморщившись, он снимает знаменитую кожаную курточку… Все-таки шоферская у него душа.

Генератор, весь в масле, ложится на куртку. Лотом свечи, ремень и, наконец, тяжелая полуось. Петюк стоит в одной ковбойке, на морозе, и над ним поднимается пар. Услужливый Гиря набрасывает на него телогрейку.

— Отскочи! — в сердцах говорит ему Петюк.

— Ну, хватит! — Стрельцов уже с жалостью глядит на машину. — Петюк! Ставь добро на место: давно ты не возился с машиной. И пока будешь ставить, думай…

Ребята один за другим входят в избу. Гаснут фары, и снова белые горы возвращаются на место.

Только сейчас разгоряченный Стрелец здоровается с Таней. Мы смотрим в окно: Петюк, склонив голову, стоит над грудой деталей, не зная, с чего начать.

— А знаешь что, Михалев? — Стрельцов не сводит глаз с Петюка. — Он единственный человек, который может помочь в нашем деле.

— Петюк?

— Да, Петюк. Надо отколоть его от Пономаря.

— Ты думаешь, это возможно?..

— Ты посмотри, каков наш герой! — Паламарчук, усмехаясь, показывает Стрельцу замусоленную газету. — У Петюка под сиденьем завалялась.

Это районная газета «Знамя». Одна из заметок обведена красным карандашом. На мутно-серой фотографии с трудом можно узнать Петюка. Он стоит на подножке ЗИЛа, как на пьедестале, гордо всматривается в даль, приставив козырьком ладошку.

Заметка под снимком называется: «На горных дорогах». «С каждым днем увеличивается движение на дороге, связывающей Кадыр с Аксаем. Когда-то Козинский тракт считался гужевым. Не узнать старого тракта… На снимке вы видите одного из передовых водителей, Е. Петюка, которого недаром называют мастером скоростного вождения автомашин…»

Паламарчук вслух зачитывает заметку.

— Жаль, что не написали, как он добивается «скорости вождения», — замечает Володька.

— Постой, Стрелец!

Я вырываю у изумленного Паламарчука газету. Там, в самом начале заметки, взятые в скобки несколько слов: «Наволочное, 16 апреля».

— Снимок сделан в день аварии с Березовским, ты понял? В Наволочном! Значит, там был какой-то корреспондент. Может, у него сохранились какие-нибудь записи или снимки? И мы узнаем, кто проезжал, вместе с Жоркой через перевал?

— Дело говоришь, — соглашается Стрельцов. Мое волнение передается ему. — Нужно узнать фамилию этого корреспондента.

— Это сможет сделать Таня. Она собирается заглянуть в Наволочное. Газета выходит в Кадыре, так что корреспондент наверняка живет там.

Я бережно складываю газету и прячу во внутренний карман рядом с шоферскими правами. Теперь надо будет постараться получить путевой лист в Кадыр. Если бы неожиданная находка, сделанная Паламарчуком, помогла в наших поисках! Это было бы редкой удачей.

Вкрадчивый голос Гири произносит за спиной:

— Стрелец! Свои порядки на тракте наводишь?

Стрельцов оборачивается.

— Не свои порядки, а советские. Честные. Понял?

Гиря качает арбузно-круглой головой.

— Ой, смотри! У Петюка всюду своя рука найдется.

— А это что — не руки? Стрелец со стуком кладет на стол чугунные ладони, темные, задубевшие от ветров и морозов. Не руки?

Гиря отшатывается.

— Ну, руки.

В шесть утра пронзительно верещит будильник. В избе пусто — Стрельцов выехал в рейс, а его «старики» в тайге, на зимнем промысле. Окна заполнены густой синевой декабрьской ночи. Движок на электростанции еще не включили, и я торопливо одеваюсь в темноте. Предстоит долгожданный рейс в Кадыр.

Тане удалось узнать, что в день аварии в Наволочное приезжал корреспондент Сухоногов. Гутя, девушка из диспетчерской, хорошо запомнила его фамилию, потому что рассеянный корреспондент забыл у них экспонометр, и его пришлось догонять…

Морозный воздух вдруг врывается в избу. Скрипит дверная петля. Чиркаю спичкой.

— Кто там?

— Это я, Пономарь. Потолковать надо.

В темной избе видно лишь массивное тело, заполнившее весь закуток. Иногда автомобильные фары, проникающие сквозь ставню, освещают его глаза.

— Говори, Пономарь.

— Я тебе для начала о себе расскажу, Михалев. Чтоб ты понял кое-что из моей жизни. Не скрою, приехал я в Козинск голытьба голытьбой. Не скрою, имел три года отсидки и вышел, чураясь людей и будучи не у места, ты понял?

— Вполне.

— Теперь имею приличный дом, родителей выписавши… И хозяйство имею, и заработок, и жизнь я имею легкую, материально свободную. Ты понял?

— Нет.

— Я к тому, что за все это я вплоть до зубов воевать буду. Страшно за это воевать буду, Михалев. Ты поимей в виду… Ты мне объясни; что тебе надо? Что ты копаешь? В дружбе-помощи тебе не отказывали. Напротив, решено было, поскольку ты приехал тоже пострадавший от жизни, не имея ни кола, ни двора, помочь с новой машиной, дать тебе надежную баранку, чтобы заработок имел приличный. Ну и чтобы своих не забывал, держался поближе… Мы ж с тобой работяги, знаем, почем фунт лиха. Должны друг друга понимать на полслове…

Жорка тоже говорил о себе: «работяга». И лиха он хлебнул в жизни больше, чем этот губастый, самодовольный тип. Только в слово это, «работяга», Жорка вкладывал совсем другой смысл. Не прибеднялся, не жаловался. Напротив.

— Вот ты получил хорошую машину, умница. Петюку хоть спасибо сказал? Петюк, может, за эту машину из своего кармана расплатился…

— С кем расплатился?