Хассо Грабнер - Искатель. 1976. Выпуск №4

Анастасия узнала, что живет он в «Средиземноморской», нет, не в люксе, в обыкновенном номере на пятом этаже. Незачем и упоминать, что даже такой «скромный» номер стоит немалых денег. Она поблагодарила официанта, не забыв на прощанье предупредить его, чтобы господину Паламидису не стало известно, что его особой интересовались. На официанта можно было вполне положиться. Гости издалека приезжали и уезжали, а дамы и господа из высшего света всегда сохраняли свое влияние.

Она внимательно оглядела сидящих в ресторане. За исключением нескольких женщин, пришедших сюда в сопровождении пожилых, набитых деньгами мужчин, все гости были, по-видимому, жильцами гостиницы. Людей, похожих на полицейских, Анастасии обнаружить в зале не удалось. Она велела Стефанопулосу позвонить Дафне.

Дафне пришлось перебороть волнение, когда она увидела сидящего за столом Галиноса. Бросив беспомощный взгляд на Анастасию, она, поколебавшись, подошла к Галиносу, Он поспешил подняться со стула и галантно поклонился.

— Позвольте заказать вам то же самое? — спросил он, указывая на свою молочно-белую рюмку, и, когда Дафна кивнула, подозвал официанта: — Еще одно перно.

Не дожидаясь, пока официант вернется с заказом, она рассказала Галиносу об обыске у Монастериотиса. Дафна увидела, как он нервно сжал кулаки, закусил губу и испуганно выпучил глаза. Потом пробормотал: — Бандиты! Что они сделали с таким человеком…

У Дафны перехватило дыхание. Выходит, Галинос тоже считает, будто Карнеадес сдался? Да, у него сомнений нет, только жалость, сострадание. Но какой в этом прок? Предательство из слабости тоже предательство. Галинос высказался прямо и открыто, без обиняков. Карнеадес — предатель! Конечно, он его почти не знал, как не знал он и того, что бросил это страшное обвинение в лицо его жены и боевого товарища. Он оценивает только факты, он беспристрастен. А остальные? Ставрос. Цацос. Арис… Разве они не так думают? Особенно теперь, когда выяснилось, что Галинос не мог выдать квартиру в Арецу.

Но Карнеадес не мог предать. Нет, нет, он не предатель. Только не Карнеадес.

— Я немедленно сообщу о случившемся в Афины. Думаю, они пришлют сюда человека. Необходимо все тщательно про анализировать. До тех пор я останусь здесь. Надеюсь, продлится это недолго. А то земля начинает гореть у меня под ногами.

— Лучше бы вам уехать.

Галинос покачал головой.

— Мы об этом уже говорили. Положение, правда, усложнилось, но принципиально не изменилось. Я остаюсь.

— Где вы будете жить?

Галинос положил свою руку на руку Дафны:

— Прошу вас, не поймите меня превратно… Но совсем недавно кто-то знал, где я скрываюсь, и я чудом унес ноги. Своим спасением я обязан вам. Давайте и впредь встречаться в «Средиземноморском», во всех Салониках не сыщется места надежнее. Есть, правда, одно обстоятельство… Допустим, что с вами — Не приведи господь! — что-то случилось. Тогда я останусь без всякой связи. Мне потребуется адрес, чтобы возобновить контакт. И получить его я должен как можно скорее. Прошу вас, передайте мои слова товарищам.

Дафна удивилась и после недолгого молчания ответила:

— Но ведь у вас есть в городе явка, через которую вы нам сообщили о вашем прибытии.

«Это и впрямь мое уязвимое место, — подумал Галинос. — У человека, которого я здесь изображаю, адреса явки мы вырвать не смогли. Может быть, он его и не знал. По-видимому, здешние полагают, будто связь с центром, о которой я так часто упоминаю, поддерживается через эту явку. Дьявольщина! Все так запутано, что нью-йоркским профессорам это и во сне не приснится».

— Конечно, явка есть, — сказал он. — Но для подобной связи она не предназначена.

Что могла возразить Дафна? Оставалось пообещать, что передаст его пожелания руководству.

Галинос достал из кармана несколько листков тончайшей бумаги и протянул Дафне:

— Обещанная статья.

Дафна молча сидела в машине рядом со Спиридоном Цацосом. Впереди еще несколько минут езды, заседание руководства группы назначено в деревеньке Панорама у подножия горы Хоратнатис. Ни он, ни она не решались начать разговор и боялись, что вот-вот другой заговорит. Что оставалось сказать Цацосу, кроме: «Как ни горько, но надо смотреть правде в глаза».

Дафна не может, не хочет с этим смириться. А как ответить? «Тут какая-то страшная тайна, но Карнеадес никогда не предаст». Так, да? Цацос промолчит, как бы говоря: «Я понимаю тебя, моя бедная, моя храбрая, но любящее сердце туманит тебе мозг». Она знала, что стоит только заговорить, разговор будет именно таким.

Хозяин таверны в Панораме сочувствовал коммунистам. Для их собраний он всегда оставлял заднюю комнату. Дафна коротко рассказала товарищам о встрече с Галиносом.

— Мы решили считать это доказательством стойкости или вины товарища Карнеадеса. Думаю, теперь мы, знаем, где истина, — сказал Арис.

Вот она и высказана, эта страшная мысль. В наступившей тишине Дафна, казалось, слышала, как бьется ее сердце. А что скажут другие? Неужели примут решение, по которому имя ее любимого будет навсегда вычеркнуто из списка верных, надежных людей?

— Не знаю, — сказал Ставрос. — Не хочется в это верить, не могу я. — Он выдавливал из себя эти слова неуверенности, но для Дафны они стали скалой надежды. Со всей страстностью, на какую она была способна, Дафна сказала то, о чем молчала во время поездки…

— Пока нет аргументов, подкрепляющих нашу с Дафной позицию, и есть много других, против нас, — говорил Ставрос, — я могу только просить вас не спешить с выводами. Дело не только в нас лично. Если мы осудим Карнеадеса, исключим из наших рядов, нам придется оповестить о происшедшем относительно большое число товарищей. Ужасный удар! Он может поколебать наши ряды. Без стопроцентной уверенности идти на такой риск мы не имеем права. Подозрение, даже столь обоснованное, еще не факт. Я уже не говорю о том несправедливом обвинении, которым мы оскорбляем нашего товарища Карнеадеса…

— Как хотите, вы знаете его лучше, — сказал Арис. — Ни на чем настаивать я не имею права. Но я требую, чтобы были практически приняты меры, будто случилось то, во что вы не хотите поверить. Мы должны перевезти типографию в другое место, если собираемся продолжать выпуск газеты. Работать сейчас на старом месте — чистое безумие.

«На это нечего возразить», — подумала Дафна, хотя такая сложная и опасная акция фактически равнозначна осуждению Карнеадеса.

— И вот еще что, — заметил Цацос. — Об аресте Карнеадеса скоро узнают все вокруг. От правых до ультралевых. И решат, что настал подходящий момент, чтобы смять наши ряды.

— Точно, — кивнул Ставрос. — Если и есть подходящая задача для Галиноса, то как раз это: пусть займется местным филиалом Партсолидиса [4] Группа Партсолидиса — группировка правых оппортунистов, отколовшихся от КПГ. или маоистским отребьем господина Кессимитиса. Ни его, ни господина Крокидиса переубедить он не сможет, но одно то, что мы не перешли к обороне и не стали дожидаться их злорадных ухмылок: «Ну что, мол, пришел вам конец?» — собьет с них спесь. Надо поговорить с Галиносом. Если он согласится, мы дадим ему несколько адресов.