Ходжиакбар Шайхов - Искатель. 1977. Выпуск №3

Быстров приготовил ехидный ответ, но блеснуть остроумием на этот раз ему не удалось. Строков неожиданно исчез в похожем на погреб подсобном помещении и позвал оттуда:

— Спускайтесь!

— Что у вас там? — спросил Быстров, не двигаясь с места.

— Две бочки бензина, четыреста литров… Спускайтесь.

— Неужели будете отмерять кружкой?

— Зачем кружкой, вы можете замерить объем, бочки полные. — Слышно было, как он постучал по бочкам. — Слышите?

— Да-да, слышу. Вылезайте!

Быстров заметил за распахнутым окном веранды улыбающееся лицо Сайды. Она готовила обед, исподтишка поглядывая на Быстрова. Сергей шутливо помахал ей, и Сайда сразу же исчезла.

«Милая девчушка, — подумал Быстров, — не так уж тут и одиноко, если работать с такими радистками».

Строков наконец показался из подземелья. Из-за дома донеслись глухие удары, словно кто-то забивал сваи тяжелым молотом.

— Что там за грохот?

— Дойдем и до этого. Здесь уголь, — указал под навес Строков — Семь тонн.

— Взвешивать, надеюсь, не будем?

— …Без трехсот килограммов, — продолжал Строков. — Триста килограммов я отдал Бобо-Кадыру из кишлака… Можете высчитать с меня.

— Павел Степанович! Вы что, издеваетесь надо мной?

Они обогнули дом. Здесь Хакимов в тренировочном костюме упражнялся с гирями. Он легко подбрасывал их вверх, словно мячики, и, отпрыгнув в сторону, позволял гирям с глухим стуком ударяться о землю. Быстров невольно залюбовался сильными красивыми движениями Хакимова, а тот, словно не замечая посторонних, продолжал свои упражнения. Недалеко от него как зритель стоял осел.

— Гири двухпудовые — две, — отметил в журнале Строков.

— Осла не забудьте упомянуть.

— Осел в инвентарь станции не входит! — почему-то запальчиво сказал Строков. — Это мой… — он чуть было не сказал — «это мой друг», но вовремя остановился. — В общем, это мое животное.

— Ах, вот как..

— Да, уж так. Пойдемте в камералку.

В рабочей комнате метеостанции стояли три стола, на стенах висели погодные карты, на которых отмечались движения воздушных масс и проводились мантиссы температурных изменений. Между окнами отдельно от остальных висела большая схема лавиносбора. Под ней несколько чертежей снежных разрезов с данными по плотности и сопротивлению образцов на разных глубинах, графики температурных колебаний, дифференцированные по глубине. Такие подробные наблюдения обычно ведут только специальные лавинные станции.

— А это что?

Строков ехидно ответил:

— Видите ли, в задачу станции входит также и наблюдение за лавиноопасными участками.

— Вот именно «также», — тихо произнес Быстров, не желая начинать нового спора. — Что это за участок?

— Официального названия у него нет. Отроги левого пятитысячника. Ниже горное плато.

Быстров просмотрел графики и чертежи. Что-то привлекло его внимание. Строков следил за каждым его движением с напряженным интересом, который, несмотря на все старания, ему не удавалось полностью скрыть.

— Любопытно… И что же, эти температурные сдвиги действительно имеют такую строгую цикличность?

— Хотите посмотреть расчеты? — Строков торопливо подошел к полке и достал папку с расчетами. Но интерес Быстрова уже угас.

— Не надо. Я с ними знакомился в управлении. Ведь именно об этом участке шла речь в ваших докладных записках?

— Совершенно верно. Я докладывал. Но, может быть, все же…

— Нет, нет. Тут все ясно. Особенно после съемки.

— Съемка с воздуха не может вскрыть всех деталей. Только на местности…

— Да, разумеется, форма лавиносбора играет иногда решающую роль. В общем, участок сам по себе довольно любопытный. Чисто теоретически, конечно.

— Туда надо обязательно сходить.

— А далеко это?

— Километров пятнадцать.

— Далековато… Нет, посмотреть, безусловно, надо… Ну давайте дня через два. Вы ведь еще не уезжаете? — Быстров явно надеялся, что срок окажется неприемлемым для Строкова.

— Сначала я должен передать вам станцию.

— Но мы же почти закончили!

— Все участки, на которых ведутся систематические наблюдения, я тоже обязан вам передать.

— Может, заодно и горы, и облака, и прошлогодний снег?

— Данные по снегосъемке района в прошлом году находятся в этом журнале.

Чем больше выходил из себя Быстров, тем спокойнее, официальнее и зануднее становился Строков. Он словно напялил на себя защитные бюрократические доспехи, даже голос стал скрипучим и невыразительным.

— Вы что, требуете, чтобы я осмотрел все участки обязательно в вашем присутствии?

— В инструкции о порядке наблюдений на местности сказано, что передача участка новому наблюдателю…

— Не надо. Я помню. Я приму их на местности. Давайте подписывать акт!

Акт. В нем все дело. Быстров уже не мог сдержаться. Он понимал, что, подписав акт, сможет наконец избавиться от этого зануды.

«Сдал…» Это короткое слово стоит в конце официального листа бумаги, называющегося актом приема и передачи станции. Жилистая корявая рука опустила перо в чернильницу, замерла на секунду над листом и медленно вывела: «Строков».

Быстров расписался рядом торопливо, размашисто — ему уже давно надоела длинная церемония приема-передачи. Но теперь она наконец окончена, и недавнее раздражение прошло.

Сергей ощутил даже неловкость, очень похожую на сочувствие к Строкову. Как-никак человек подвел итог большому куску своей жизни, который кончился в эту минуту, и ничего после себя не оставил — ни славы, ни денег. Только запись в трудовой книжке да право на пенсию. Наверно, это не так уж много. Но и торжественным собранием с чествованием уходящего на заслуженный отдых тут вряд ли что-нибудь исправишь.

Строков отложил ручку.

— Сергей Александрович, у меня к вам небольшая просьба.

— Конечно, конечно! Все, что смогу, — с удовольствием! — торопливо согласился Быстров. — В чем ваша просьба, Павел Степанович?

— Я уже стар, отдохнуть пора. Не хочу никаких переводов. Я отсюда уеду совсем.

Словно уже прощаясь, Строков невесело усмехнулся, окинул взглядом комнату.

— Ну что это вы, Павел Степанович… — Сергей понимал, что именно сейчас нужно найти значительные, особенные слова, поддержать человека, ободрить его, помочь в эту нелегкую минуту, но таких слов не находилось.

— Уеду, — продолжал Строков. — У меня, знаете ли, три сына. Все взрослые. Поеду… Вот только не знаю, к кому. Так вот, пока спишусь с ними, я поживу здесь… Я не помешаю. И вам… польза. Может, что непонятно будет первое время, так я…

— Бога ради, Павел Степанович! Что за разговор — живите. Мне же веселее будет.

— Ну… веселее — не знаю. Не такой я человек. Но вы уж потерпите…

Вечером под тарахтенье движка Сергей пытался разобрать шрифт в единственной книге, захваченной с собой. Звук мотора то и дело замирал, потом движок с подвыванием вновь набирал обороты, словно тащил по ухабам тяжелый грузовик. Лампочка над головой Сергея в такт этим звукам то наливалась белым светом, то едва мерцала. Быстров с досадой отшвырнул книгу и тут вспомнил, что во время передачи станции обнаружил одну любопытную вещь — кинопроектор и несколько коробок с пленками. Он вскочил, принялся искать ключи от кладовки.