Владимир Рыбин - Искатель. 1978. Выпуск №2

Альбома я не нашел и к тому моменту, как вернулась Таня, не придумал никакой другой программы действий.

— Так что же вы хот-тели мне сказать? — Таня расставляла на скатерти чашечки, вазочки, всякие ненужные розеточки и, не поднимая глаз, лукаво улыбалась.

— Чистенько у вас, — сказал я первое, что пришло в голову. — Как в санчасти.

— Это комплимент? Не густо для вашей фантазии. Ну так что же вы хот-тели сказать?

— Что я хотел?

— Про сверхсрочную.

— А… Начальник предлагает, а я не знаю, как быть.

— И вам не с кем посоветоваться? Бед-дненький.

Тут до меня дошло, что она надо мной просто насмехается. И чтобы разом усерьезнить разговор, нахмурился и сказал:

— Не не с кем, а ни с кем. Ни с кем не хочу советоваться. Кроме вас.

Она опустила глаза, ожидая, что еще скажу. А у меня будто язык отсох. Разглядывал ее через стол, можно сказать, совершенно нахально любовался синеватыми, чуточку подведенными ее глазами, мягким локоном, падающим на плечо, сиреневой кофточкой, плотно обтягивающей грудь, немел от восторга, а сказать ничего не мог. Раньше и про любовь говорил, и даже про женитьбу. Но то была игра, хоть и не без намека. Теперь же все выглядело серьезнее. А сказать девушке всерьез: «Я вас люблю, чего же боле, давайте жениться», — сказать это, не выяснив ее доподлинных чувств, мне казалось, все равно что оскорбить. К тому же, если честно говорить, всерьез-то я еще и не думал об этом.

— А все-таки зачем вы п-пришли? — спросила Таня, прервав затянувшуюся паузу.

Я почувствовал себя так же, как было со мной четыре года назад, когда, убегая от парней с соседнего двора, с которыми мы то и дело дрались, вдруг оказался в тупике между заборами. Тогда я в злобном отчаянии кинулся на преследователей, и они, двое, побежали от меня одного. И теперь было такое же. Я зажмурился и решительно сказал самое главное:

— Тань, покажите мне письма вашей тетки Анны. Может, там есть что-нибудь об Иване? Он ведь — история заставы…

Таня медленно поставила чашку, поднялась и ушла на кухню.

— Н-нету никаких п-писем! — крикнула оттуда. — В-все в войну сгорело вместе с д-дрмом. Так и д-доложите.

— Тань! — позвал я нерешительно.

Она не отозвалась. Мне бы пойти на кухню, встать на колени или сделать еще какую-нибудь глупость, чтобы не обижалась, но я сидел как истукан, испытывая только неловкость. За окном уже посумеречнело, и я думал о том, что следовало бы пораньше лечь спать, потому что по опыту знал: если понадобится, начальник прикажет разбудить, даже не вспомнив про свое обещание не поднимать на службу. Граница есть граница, ее требованиям на заставе подчинено все — и личные дела, и общественные заботы, и сама наша жизнь.

— Таня! — снова позвал я. Подождал немного, встал, походил по комнате и крикнул через закрытую дверь: — Тань, я пойду!

Прохладный ветер на улице подбодрил меня. Вольки нигде не было видно, и я пошел домой, чувствуя необычайную усталость и мечтая лишь о том, чтобы поскорей завалиться спать.

— Товарищ! Погоди, эй!

Оглянулся, увидел деда Семена, торопливо ковылявшего на своем протезе.

— Ну что там, в записке? — спросил он еще издали.

— Не знаю, — сказал я. И спросил, чтобы только переменить разговор: — А чего вы… не отдыхаете?

— Да Волька пропала. Чертова девка, сладу с ней нет.

У меня защемило в груди.

— Куда пропала?

— Черт ее маму знает. Всех переспрашивал.

— Найдется, не иголка, — сказал я и заторопился к заставе, полный какого-то беспокойства. И остановился от новой неожиданной мысли, крикнул деду Семену, продолжавшему стоять посреди дороги: — Семен Иванович, вы ведь были тут в сорок первом. Не помните ли, куда перед немцами колхозные документы дели?

— Бумаги-то? Кажись, зарыли. Точно помню, в коробки из-под кино складывали. И воском залепляли. Я еще сказал: навек, что ли, воском-то?… А куда потом?… — Он медленно пошел ко мне, разводя руками. — А чего вспомнил-то?

— Да так. До свидания.

Я быстро пошагал по дороге, свернул на тропу к заставе и побежал, ликуя от собственной сообразительности. Ведь Анна-то была счетоводом в колхозе. Если найти бумаги, то там будет хоть что-нибудь написанное ее рукой. Я представлял, как восторженно посмотрит на меня начальник, когда я доложу ему об этой идее, а потом о Вольке, устроившей пожар в лесу И совсем развеселился, подумал: если разрешат, снова пойду в поселок расспрашивать деда.

Но едва перешагнул доску у ворот заставы, как сразу же забыл о всех своих открытиях. Во дворе была суета. Шофер заставского «уазика» бежал в гараж, ефрейтор Кучкин торопливо шел за баню, где в загончике у забора уже гавкал в нетерпении его Гром.

У ворот топтались, застегивая куртки и оглаживаясь, трое наших ребят. Все говорило о том, что только что, сию минуту, тревожная группа была поднята в ружье.

— Что случилось? — спросил дежурного.

— А! — он махнул рукой. — Опять этот седьмой участок. Бродит там кто-то…

Не дослушав, я кинулся в канцелярию и налетел в дверях на выходившего навстречу начальника заставы.

— Разрешите мне, товарищ капитан! Это, наверное, опять Волька.

Начальник заинтересованно повернулся ко мне, подумал мгновение и приказал:

— Бегом!

Ученого учить не надо. Через секунду я был в комнате оружия, схватил автомат, подсумок и, выбежав, уже на ходу прыгнул в распахнутый сзади кузов «уазика».

Мы мчались по серой вечерней дороге, заранее привставая на знакомых ухабах. Море багрово горело отражением закатного солнца, гладкое море, непривычно тихое в эту весну. Море мельтешило за соснами, и мы то слепли от его сияния, то таращили глаза в контрастно темном лесном сумраке.

— Почему вы считаете, что это Волька? — спросил начальник, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от дороги.

— Дед ее разыскивает. И потом… она там в пещеру лазит. Сегодня утром лазила. С факелом из бумаги. Траву подожгла.

— Она? — изумился начальник и, обернувшись, с недоверием посмотрел на меня.

— Точно, товарищ капитан, сама призналась.

— А чего теперь полезла?

— Думаю, у нее там спрятано что-то. Я сказал, что видел ее пещеру и что еще пойду смотреть.

— Видели?

— Утром, когда пожар тушили. Она мне показалась просто нишей, а там, Волька говорит, еще нора есть, поворот…

— Чертова девка! — совсем так же, как дед Семен, выругался начальник.

Оставив машину на дороге, мы цепью пошли по редкому лесу. Совсем уверившийся в своей правоте, я, обгоняя всех, побежал прямо к тому месту, где была ниша под камнем. И обрадовался, увидев Вольку, внимательно рассматривавшую какой-то камень, который она держала в руках. За ней был обрыв, и багровое вечернее море силуэтом высвечивало ее всю, тоненькую, напрягшуюся, словно в руках у нее был не камень, а по меньшей мере еж колючий.