Сергей Наумов - Искатель. 1979. Выпуск №3

Получив дозволение, дипломат долго скрипел дверью и не мог войти — каюту сильно качало. Петр, морщась, поднялся встретить, но Дженкинс уже входил на нетвердых ногах. Жалко улыбаясь, держался рукой за плывущий косяк.

— Я зашел проститься, — вкрадчиво начал посланник, быстренько прилипая к указанному креслу. — Хочу также спросить ваше величество, не угодно ли передать что-либо моему королю?

— Моему любезному другу? Передам! Пошто шлет сюда боевые корабли под видом торговых?

— Видите ли, ваше величество… Цель их прибытия, думаю, не расходится с политикой Великобритании, принципы коей неизменны, как течение времени… Но я догадываюсь, — дипломат витийствовал свистящим простуженным горлом, — дело в том… Не кажется ли вам, ваше величество, — превращение Швеции в миролюбивое государство тянется уж очень долго? И не оттого ли, что Россия слишком много желает получить от Карла XII?

Петр уставился тяжелым остановившимся взглядом, словно окатил ледяной водой. Дженкинс невольно опустил глаза.

— Ваше величество! — опередил дипломат вскинувшегося царя. — Не все в моей власти! — Сожаление разыграл отменно, покачал головой.

Петр понимающе-разочарованно кивнул. Скрывая желчную улыбку, поправил тяжелые кольца густых волос. Некоторое время не слушал воркотню Дженкинса.

— …есть прожект об учреждении посреднического суда, коим можно замирить вас со Швецией… Вы хотите вернуть провинции, шведы их не отдают. Так войне не будет конца. Суд же вынес бы медиацию: условия мира, полезные для всех государств-интересантов, торгующих на северных морях…

— Игра втемную! Все будет тогда по мало скрытой воле Англии — какая тут медиация? А как же наш досельный навечный договор, коли за суд взялись? — Скулы царя, туго обтянутые смуглой кожей, зарозовели.

— Ваше величество! — на лице дипломата застыла полоска горячей улыбки. — Я вам скажу простую, как хлеб, правду… Великобритания еще не связывала себя навечно ни с кем и ни с чем… Это — откровение, за подобное головы скатываются с плах… К тому же у нас нет точных обязательств по трактату о Северном союзе…

Петр встал — заслонил светильник. Резко обозначился чеканный профиль лица. В возмущенном голосе пробился гортанный клекот.

— Точных, верно, не было! От оных вы ужом ускользнули!

Набатно раскатилась волна, сотрясая фрегат, — затрещали снасти. Слышно было, как с палубы по бортам с плещущим гулом потекла вода. Светильник качнулся — резкий профиль лица Петра расплылся, заходил черной тенью по степе. Царь продолжил:

— Вот что! Было время, когда я предлагал шведскому сенату умеренные претензии. Тогда я хотел возвращения только Ингрии, Эстляндии и Выборга. Но вольнолюбивые шведы, не знаю, но чьему совету, — Петр сделал многозначительную паузу, — на то не согласились. Теперь же, пусть хоть вся Европа запоет вслед за вами — я от своих требований ни на шаг но отступлюсь!

— Ах, ваше величество! — искушенный в лицемерии дипломат не справился с волнением. — Вы изнуряете нас своей гордой твердостью. И разрешите заметить — у вас очень мнительный нрав.

Петр махнул рукой и открыл походный винный погребец.

— Ладно уж! Расстанемся по-нашему. Дабы вас сырым ветром еще больше не продуло.

— Избавьте, ваше величество!

— Нет, нет! Непременно! А то вам пути не будет… да и меня обидите. — Плеснул в чарки водки, с шутливой грозностью поднес. — Лечебный дигет — от простуды!

Дженкинс мучительно выпил, закашлялся. Уходить не спешил. Оказалось, ждал не зря. Появился Ягужинский, весь мокрый, с пакетом в руках. Генерал-адъютант вопросительно молчал — было слышно, как с его одежд канала вода.

— Читай! — Из-под вздыбленных бровей Петр метнул сокрушающий взгляд. — Не мне — я с адмиралом Норрисом не переписчик. Ему читай! — он ткнул локтем в сторону Дженкинса, — дабы уразумел, зачем здесь появился британский флот.

Ягужинский засветился внутренним смехом. Скользнул по горько-кислой физиономии англичанина и с треском разорвал пакет — без почтения, небрежно.

— Так… вначале неподобающее государю приветствие… Вот дело… «Я имел честь принять вашего царского величества министра сэра Ягужинского и был уведомлен, что вы не желаете ссоры между вашим величеством и моим августейшим королем.

Позвольте заверить — я прибыл с эскадрой в Балтийское море исключительно для протекции английского купечества от шведского пиратства и защиты нашей древней дружбы. Искренне ваш — адмирал Ян Норрис».

— Ну как, ваше величество? — Дженкинс ласково заморгал, — Надеюсь, теперь не осталось сомнений? Адмирал Норрис, как видите, — рыцарь!

— Оставляю сие писание безответным, поскольку оно не от самого короля, — под черными бровями Петра медленно стыл блеск зрачков. — Счастливого плавания, мистер Дженкинс.

Прощание было подчеркнуто сухим и холодным — царь не ответил на поклон, не послал Ягужинского проводить. Дипломат с трудом одолел путь до дверей: ноги неуверенно танцевали на плывущем полу. Генерал-адъютант откровенно насмехался. Петр подошел к квадратному люку — долго вслушивался в гул ветра и воды.

— Шторм не утихает, — осторожно заметил Ягужинский.

— Зови, Павлуша, командора Змаевича, — думал о чем-то своем Петр, раскуривая трубку. — И лисий хвост, и волчьи зубы видны! Что за глупая дипломатия?… И невыгодно, и срам!

Неслышной тенью появился Змаевич.

— Так, значит, галеры в опасности? — спросил Петр. И добавил резко, язвительно: — Ахтительные авантажи! Благодарствую Апраксина за вести!

У Петра сильно разболелась голова — ломило затылок, тупая боль сжимала виски и лоб. Перед глазами качалась красная паутина.

— Понеже мне отсюда ничего не видно, я на Гангут прибуду самолично. Отплываем на бригантине «Принцесса» сегодня же, сейчас, пока темно.

— Ваше величество! — вскричал Ягужинский, молитвенно поднимая руки. — Вы рискуете жизнью! В такую погоду!..

Петр помолчал, только глянул как-то необычно. Сказал строго и собранно, но тихо, разбитым голосом:

— Писем на мое имя не принимай. Впрочем, смотри и решай все своим умом. Где я — строгий секрет… — И уже весь в неведомой радости глянул на Змаевича: — Поплыли!

Ягужинский скачками бросился на палубу. Сквозь разбойничий свист ветра донеслись его команды.

Шторм порывисто стонал в снастях. Закипающая вода ревела и металась по палубе пенными языками. Раскачиваясь, трещали и скрипели мачты. Гулко хлопало полотнище сорванного паруса. Высоко на спины разъяренных волн вползала и отвесно падала резная корма, мерно погромыхивала якорная цепь. Близкого берега не было видно — все утонуло в мутной бурлящей темноте.

Сколько раз возносилось солнце и западало в зеленый убор лесов Богемии — не считал.