Остин Райт - Островитяния. Том второй

Но было и еще одно письмо, от женщины, но гораздо более молодой, а именно от Глэдис Хантер. Написано оно было в спешке, потому что мать Глэдис болела и нуждалась в уходе, и за границу они поэтому, как предполагалось, не поехали, однако, несмотря на торопливость, заметную по почерку, мне было приятно, что Глэдис не дает нашей переписке угаснуть, по-прежнему живо интересуется тем, что я пишу, и всегда с готовностью отвечает на любой мой вопрос. К тому же это уже не было детское письмо, как те, что приходили раньше. Читая его, я испытывал легкую внутреннюю дрожь, думая о том, продолжала бы моя корреспондентка и дальше так же исправно писать мне, узнай она про некоторые перемены в моей жизни… Но, даже, в сущности, не зная ее, я интуитивно чувствовал, что и заподозрив что-то она принимала бы меня таким, какой я есть, и не нарушила бы обещания отвечать на все мои письма.

На следующий день после завтрака, когда сестры мыли посуду, а мы с Эком и Аттом собирались идти работать, я почувствовал на себе пристальный взгляд Наттаны, по выражению которого понял, что перед уходом должен обязательно перемолвиться с ней. Сославшись на то, что забыл что-то у себя в комнате, и многозначительно взглянув на Наттану, я стал медленно подниматься по лестнице. Девушка нагнала меня на площадке.

— Вы тоже что-то забыли, Наттана?

— Нет, а вы?

Я отрицательно покачал головой. Наши глаза встретились, и все сразу стало ясно. Чувствуя, как она дрожит, я обнял ее, и она жадно впилась в мои губы.

— Вы еще хотите меня? — спросила она.

— Да, Наттана, — ответил я после мгновенного колебания.

— Сегодня ночью я приду к вам, Джонланг, я больше не могу без вас.

Все тревоги как ветром сдуло, счастливое нетерпение охватило меня, и небо казалось еще выше и голубее, как после хорошего глотка вина.

Мы собирались работать весь день, но в полдень Эттера позвала нас, и мы вернулись. В гостиной сидел Амринг, один из арендаторов, весь забрызганный грязью: он только что приехал из Нижней усадьбы и рассказывал сестрам о том, как добирался.

Амринг приехал по делу, связанному с перегоном скота весной, и собирался подробно обсудить это с Эком и Аттом. Так что на сегодня рабочий день можно было считать оконченным.

Когда остальные уже собирались уходить, Амринг достал пачку писем и передал их Эттере. Там были письма ей и братьям от родственников и одно для меня. На конверте я узнал почерк Дорна. Он отправил письмо в Нижнюю усадьбу, рассчитывая, что я могу оказаться там.

Наттана стояла в ожидании, пока старшая сестра не закончит раздачу писем.

— А тебе, Наттана, ничего, — злорадно сказала Эттера.

Наттана пожала плечами и, ни на кого не глядя, ушла в мастерскую.

Я присел прочесть письмо Дорна.

Вначале мой друг сообщал события политической жизни. Дипломатическая колония окончательно разделилась, так и не придя к единому мнению относительно передачи Феррина в международное владение. Однако граф фон Биббербах собирался задержаться еще на несколько месяцев. Переговоры продолжались с учетом принятых решений. Лорд Дорн был серьезно настроен вновь восстановить пограничные дозоры вне зависимости от согласия или несогласия графа.

Последнее известие глубоко взволновало меня. Ведь если охрану границы будут нести солдаты, то необходимость в патрулях Дона отпадает и я стану свободен. Взбудораженное, радостное чувство овладело мною не потому, что неожиданная новость клала конец моим страхам — я по-прежнему надеялся, что смогу быть полезен, и стремился навстречу опасности, — а потому, что теперь я не был так привязан к Верхней усадьбе.

Надо было немедленно поделиться новыми известиями с Наттаной.

Но прежде дочитаю письмо. Некка приняла хозяйство у Файны. Теперь она была одной из Дорнов. Мой друг чувствовал себя бесконечно счастливым…

Начало следующего абзаца заставило мое сердце учащенно забиться:

«Дорна останавливалась в Западном дворце, мы несколько раз виделись, а потом она приезжала на Остров. У нее все прекрасно, и, сдается мне, теперь она своего счастья не упустит. В марте она должна родить, и просила, чтобы я сообщил тебе об этом…»

Внезапно замужество Дорны представилось во всей своей значительности, и я понял, что теперешняя ее жизнь действительно полна. Все, что я пережил с Наттаной, она испытала, будучи женой молодого короля Тора, но у Дорны к тому же будет еще и ребенок.

Я принялся читать дальше:

«Когда дороги подсохнут и можно будет проехать через ущелье Мора, она собирается во Фрайс, где будет ожидать рождения ребенка. В свое время так поступила королева Альвина. По пути она думает остановиться в Верхней усадьбе Хисов и будет рада тебя видеть».

С письмом Дорна в мою жизнь вошло нечто почти неощутимое, однако значительно изменившее ситуацию. И именно сегодня ночью Наттана собиралась прийти ко мне. Жаль, что я не получил письмо днем позже. Но так или иначе, нельзя было скрывать его от Наттаны.

Поднявшись в мастерскую, я протянул письмо девушке. Сидя у окна, она шила мне куртку, закинув ногу на ногу, упираясь носком в пол.

— Вы хотите, чтобы я прочитала?

— Конечно.

Я сел и стал следить за выражением ее лица. Наттана читала медленно и очень сосредоточенно, свет красиво падал на ее обращенное ко мне в профиль лицо. Оно казалось повзрослевшим, даже несколько более своевольным и упрямым, впрочем по-прежнему дорогим и милым. Потеребив одной рукой воротник, она снова лениво опустила ее на колени.

Потом повернулась и внимательно поглядела на меня, хотя лицо продолжало оставаться бесстрастным. Я видел, что она дочитала до того места, где говорилось о восстановлении гарнизонов. Я ждал ее реакции, но она промолчала и продолжала читать дальше. Выражение ее едва заметно изменилось, став отрешенно-далеким, независимым и суровым.

Сложив письмо, она с улыбкой на губах вернула его мне:

— Спасибо.

— Я думал, вам может быть интересно, — сказал я, вставая.

Она вскинула на меня глаза:

— А что вы еще думали, Джонланг?

Как мог я объяснить ей, что происходит у меня в душе? Лгать было нельзя, но где я мог найти искренние, внятные слова? Самыми простыми и искренними были слова любви, но этого не знать она не могла.

— Что же изменится? — настаивала Наттана. — Если лорд Дорн что-то решил всерьез, он этого добьется.

— Изменится ли что-нибудь или нет, решать не нам с вами. Я могу лишь сказать, что вы никогда не были для меня более близки и желанны.

Брови Наттаны сдвинулись, словно от боли. Она тяжело вздохнула.

Я наклонился к девушке и поцеловал ее, но она продолжала сидеть, и тогда я встал перед нею на колени и обнял.

— Вы по-прежнему хотите меня? — спросила она. — Мне кажется, я хочу вас день ото дня все больше. — Она погладила меня по лицу, руки ее дрожали… — Если солдаты вернутся, Джонланг, вы окажетесь здесь не нужны. Неужели вы уедете?