Марк Азов - «Мир приключений» 1987 (№30) [Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов]

Королев, прекрасно понимающий, как важны для его перспективных разработок эти эксперименты, торопил медиков, интересовался, нашли ли нужных собак и как их собираются тренировать. Яздовский делился с ним своими заботами. Ведь дело-то действительно было не простое. Ракетчики просили, чтобы собаки были небольшие, килограммов по 6–7. Маленькие собаки, чаще всего домашние животные, довольно изнеженные, прихотливые в пище. В этом смысле обыкновенная дворняжка имела преимущества перед болонками, тойтерьерами или таксами. Дворняжки были не глупее, но заведомо выносливее. Требовался отбор и по масти. Предпочтение отдавалось беленьким песикам — это была просьба специалистов по кино-, фото- и телеаппаратуре. Из светленьких потом отбирали по здоровью, нраву, реакциям. Решено было запускать по две собаки в одном контейнере — реакция одной могла быть чисто индивидуальной, а результаты хотелось получить самые объективные. Стали подбирать животных, наиболее совместимых по нраву. После всего этого многоразового просеивания, обмеров, взвешиваний, пытливых наблюдений во время, казалось бы, невинных прогулок, на каждого четвероногого кандидата в стратонавты завели карту и только тогда приступили к тренировкам: держали в барокамерах, крутили на центрифугах, трясли на вибростендах. Началась истинно “собачья” жизнь, одна отрада — кормили хорошо. Королев прислал врачам настоящий ракетный контейнер, и теперь надо было добиться главного: посаженная в него собака должна была чувствовать себя как дома — вокруг все привычно, никаких поводов к волнению нет.

В середине июня 1951 года В.И.Яздовский, А.В.Покровский, их помощники — Виталий Иванович Попов и Александр Дмитриевич Серяпин с целой псарней дворняжек прибыли на полигон Капустин Яр.

Стояла адская жара, доходящая днем до 45 градусов. В письмах к жене Нине Ивановне Королев писал о духоте — никакое купание не помогало, благодарил за присланные легкие шляпы и парусиновый костюм. В одном из писем сообщал, что гулял с Дезиком и Цыганом — двумя “космическими” собачками.

Их старт состоялся ранним утром 22 июня 1951 года. Впервые в истории крупные животные поднялись на ракете на высоту около 100 километров и примерно минут через 15 плавно опустились на парашюте неподалеку от стартовой площадки. И хотя договаривались заранее: “Товарищи! Важнейший эксперимент! После приземления все остаются на местах, к контейнеру допускаются только врачи!”, хотя договаривались многократно и все высокие начальники из разных министерств и академий сами убежденно кивали при этом головами, эти начальники первыми все соглашения и нарушили — благо у них были автомобили. Столь велико было это искреннее, по-человечески понятное и простительное нетерпение людей, желавших убедиться: все хорошо, живы эти дворняжки, не зря мы ночей не спали, что и осудить их за нарушение договора у медиков рука не поднялась. Окружив контейнер плотным кольцом, заглядывали в иллюминатор и кричали радостно: “Живы! Живы! Лают!..”

Попов и Серяпин открыли люк, отсоединили штекеры системы регистрации физиологических функций и параметров среды, выключили систему регенерации воздуха, вытащили Дезика и Цыгана. Собаки весело забегали, ласкались к врачам.

— Условнорефлекторные связи сохранились, — сказал кто-то из физиологов за спиной Королева.

“Черт с ними, со связями, потом разберемся, — подумал Королев. — Пока важно, что живы. Живы!..”

В то лето провели шесть пусков. Не все шло удачно. Полетевший вторично Дезик и его напарница Лиса погибли во время второго полета. Контейнер разбился при ударе о землю. Королев очень горевал. Благонравов приказал Цыгана — напарника Дезика по первому полету — больше не запускать, а когда в начале сентября уезжали в Москву, забрал его к себе домой. Я видел Цыгана в квартире Анатолия Аркадьевича на Садово-Спасской, но не знал, какой он знаменитый, и, помню, еще подумал: где же это академик откопал такого беспородного пса…

В то лето погибли четыре собаки. Несовершенство техники погубило их. Жалко: добрые, славные псы. А что делать? Ведь надо же было пройти этот этап. Не людьми же рисковать. Погибая, собаки спасали человеческие жизни. За это академик И.П.Павлов поставил им памятник. Тем, которые погибали в его лабораториях. И этим — разведчикам стратосферы. И будущим, которые не вернутся из космоса…

Случались на полигоне и курьезы. Пес Смелый не оправдал клички, сумел открыть клетку и удрал в степь. Его искали, не нашли и решили срочно готовить ему замену, но тут он сам пришел “с повинной”. Перед последним пуском буквально за считанные часы до старта вырвался и убежал Рожок. Яздовский был поначалу в полной панике, но вдруг его осенило: в ракету посадили ЗИБа — запасного исчезнувшего Бобика. А на самом деле был он никакой не запасной, а обычный уличный пес, ни о каком полете в стратосферу не помышлявший, тренировок не ведавший, эдакий баловень случая: слетал — и баста! И ведь отлично слетал, все его хвалили потом и ласкали и кормили разной вкуснятиной. В таком вынужденном эксперименте открылся свой смысл: значит, и неподготовленная собака может справиться со всеми этими стрессами без всякого труда…

Старты 1951 года были началом обширной многолетней программы. Наряду с собаками в экспериментах использовались мыши, крысы, морские свинки, “реабилитированные” мухи-дрозофилы, бактерии, фаги, тканиевые препараты. Кроме того, грибы, семена и проростки пшеницы, гороха, кукурузы, лука и других растений. Что же касается собак, то в 1953–1956 годах они летали в специально сконструированных скафандрах и катапультировались в них на высоте около 80 километров. Параллельно совершенствовалась конструкция герметических кабин, росла высота подъема ракет: от 100 километров к 200 и выше — к 450. Стало уже более или менее ясно, что шумы и вибрации лежат в пределах вполне переносимых, тем более если время действия их измеряется всего несколькими минутами, что перегрузки можно перехитрить, что проблема эта тоже решаемая. Но невесомость… Продолжительность невесомости во время ракетных пусков на большие высоты достигала уже 9 минут. Однако в космическом полете счет пойдет уже не на минуты, а на часы и дни (сегодня — месяцы, завтра — год, послезавтра — десятилетия). Что таит в себе длительная невесомость? Старты геофизических ракет с животными не могли ответить на этот вопрос. Нужен орбитальный полет. Вот почему сразу вслед за созданием в 1957 году межконтинентальной баллистической ракеты и успешного запуска первого в истории человечества искусственного спутника Земли было принято решение, что вторым будет спутник с живым существом.

Космическая биология и медицина (впрочем, так она еще не называлась тогда) развивались бурно. В них пришли новые люди. К подготовке биоспутника подключились известный физиолог, академик АМН СССР Василий Васильевич Парин и молодой физиолог, будущий академик Олег Георгиевич Газенко. В новой работе чувствовался размах, уже “космический” масштаб. Королев искал и находил союзников повсюду. В создании второго спутника принимали участие исследовательские и проектные организации различных министерств: триумф первого спутника помогал Королеву ломать ведомственные рамки. Собак готовили, как и раньше, авиационные медики и физиологи. Спутник — дело проектантов и технологов С.П.Королева (не говоря уже о ракете-носителе). Контейнер с системой жизнеобеспечения — инженеров, которыми руководил Семен Михайлович Алексеев, специалист по высотным (космических тогда еще не было) скафандрам. За передачу телеметрии с борта биоспутника на Землю отвечали сотрудники группы Алексея Федоровича Богомолова. Прибористам-биофизикам поручили придумать “космическую” кормушку для собаки и многое другое. Конечно, Королев был душой всего дела, вокруг него, как планеты вокруг светила, вращались смежники. Но направить и скоординировать эту работу возможно было лишь на уровне общегосударственном. И она постоянно направлялась, координировалась и (может быть, это самое важное) контролировалась Центральным Комитетом партии и Советом Министров СССР.