Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)

Сб2

М63

М 458–75

© ИЗДАТЕЛЬСТВО “ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА”, 1975 г.

Граница!

Вслушайтесь в это звучное слово. Произнесите его громко, и тотчас перед вашим мысленным взором появится притихшая, как перед грозой, длинная полоса земли — отчетливая линия, которая протянулась на западе от Черного моря до Балтики и дальше на север.

Со словом “граница” всегда рядом другое слово, более определенное, твердое и мужественное — “застава”.

Трудно представить те сложные чувства, которые возникают, когда слышишь слово “граница”. Оно всегда вызывало в людях неудержимое желание охранить и защитить рубеж милой земли отцов и дедов. Выходили в бой могучие богатыри, полные неудержимой силы и пламенной любви к Родине. Богатырская застава всегда была готова постоять за правое дело, за родимую Русь.

Застава!..

Небольшие кирпичные или деревянные домики, длинные казармы, бани, кухни, конюшни. Подземные укрытия и ходы сообщения. Высокие сторожевые вышки, множество невидимых дозоров, телефоны, скрытые в дуплах деревьев, чистенькие пограничные столбы. Ни единым следом не тронутая черная полоса вспаханной земли…

Такою была пограничная застава и в то лето…

…Мирно темнели дома и сады небольшого пограничного села Цуцнева. Ни шороха, ни огонька. Парни давно проводили своих голосистых подружек. Молчали птицы. Не тявкали собаки. Короткая летняя ночь укрыла землю.

Между селом и тихим Бугом спала седьмая пограничная застава. Спала ли? Отдыхали только те, кто возвратился из нарядов и караулов. Многие бодрствовали. Вдоль всей границы, неслышно скользя по берегу реки, сидя в секретах и притаившись на вышках, несли усиленную ночную службу дозорные и часовые. Они напряженно вглядывались в прибрежные деревья и кусты, застывшие у самой воды. Начальник заставы, провожая бойцов в ночные наряды, подчеркнул, что сегодня необходимо быть особенно настороженными и внимательными.

Ночь была темна и туманна. А на востоке, там, где утром горит солнце, белым светом сияла большая спокойная звезда. Казалось, что стоит она в небе, как часовой, охраняя сон огромной страны.

Предутренний ветерок примчался с ржаных полей. Он поднялся к верхушкам деревьев, пошевелил листья, снова спустился к росяным травам.

Не видно и не слышно было пограничников за толстыми стволами дубов и в зарослях влажного кустарника. Ночное небо чуть побелело, но опустившийся туман снова покрыл все густым мраком. Было тихо, и лишь изредка на той стороне слышалась какая-то возня и вдалеке приглушенно гудели моторы. Это неясное и зловещее гудение тревожило часовых…

А бойцы в полупустых спальнях крепко спали в ту короткую ночь. Они не знали, что на участке четвертой комендатуры вечером был задержан переплывший через Западный Буг немецкий солдат 222-го полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лискоф. Он попросил, чтобы его как можно скорее доставили к старшему командиру. На допросе он заявил:

— Утром, в четыре часа германская армия перейдет в наступление.

Начальник Владимир-Волынского пограничного отряда майор Бычковский немедленно по прямому проводу связался с начальником погранвойск округа, которому доложил о рассказе перебежчика. Тревожное сообщение передали также командиру 87-й стрелковой дивизии и штабу 41-й танковой дивизии, расположенной в городе Владимир-Волынске. Дежурный офицер штаба, не дослушав Бычковского, закричал по телефону:

— Не порите горячку! Передо мною в газете сообщение ТАСС. Слушайте, что тут сказано: “По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы”.

И офицер повесил трубку. Но Бычковский стал звонить в пограничные комендатуры с предупреждением о возможном нападении. Многие заставы удалось пополнить людьми, оружием, боеприпасами. На охрану некоторых участков границы были посланы дополнительные наряды. Но оставшимся в казармах приказано было отдыхать. И пограничники спали…

Все вокруг было тихо, спокойно. А за кордоном, в лесах и балках, с величайшими предосторожностями скапливались огромные массы войск и военной техники. Заводились моторы самолетов и танков, подтаскивались к реке средства переправы, расчехлялись орудия, и их длинные стволы медленно поворачивались на восток… Там чуть розовело небо. Неудержимо разгоралась лиловая полоска зари. На западе небо было темным, угрюмым, словно предвещало небывало затяжную грозу. Часовые поглядывали на эти два противоположных края неба, и им казалось, что между серебристо-розовым светом и серым тяжелым мраком идет молчаливая ожесточенная борьба.

Совсем стало светло в четыре часа утра. В прибужском селе Цуцнев беззаботно пели петухи. Скрипел колодезный журавель. В садах и дубравах затренькали сонные птицы. Начинался день…

Много печальных и радостных дат в истории нашей Родины. Знаем мы их, помним и всегда будем чтить и знать. Но далекая воскресная дата одного июньского дня словно выжжена огнем в наших сердцах; она похожа на глубокую рану, которая, хоть и зажила, но болит и вечно будет напоминать о себе. И как вспомнишь двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года, памятный всем советским людям, яркий безоблачный день, наполненный до краев трагизмом и величием… так дрогнет душа, захочется встать и молча обнажить голову…

Вечером 21 июня один из пограничников, заместитель политрука заставы Василий Петров, никак не мог уснуть. Уже совсем стемнело, а он все ворочался на кровати. Недавно он получил письмо из дома, от сестры Нади, несколько раз перечитал его и не мог не думать о родителях, друзьях детства, о школе, в которой учился. “Как хочется домой, — вздохнул он, — ведь три года не видался со своими. Три года!”

Василий откинул простыню, встал с постели и босиком по прохладному полу подошел к открытому окну. Окна казармы выходили на юг. Направо была граница, налево, на востоке, горела в небе звезда. “В этом направлении мой дом”, — мелькнула мысль. Он пристально вглядывался в темноту, и его взгляд как бы проникал все дальше и дальше на восток. Там, на калужской земле, среди лесистых холмов, обступивших змеистую речку Лужу, раскинулся город его детства, старинный, утопающий в садах Малоярославец… Василий даже вздрогнул от наплыва жаркой любви и нежности к родному Подмосковью, к своему маленькому одноэтажному городу…