В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

— Хорошо, — сказал он, думая вслух, — запах — это хорошо. А может, вправду сделаем такую машину?

— Сделаем, — кивнул Куров. — Будет, как муравей, бегать. Тут еще что думается — независимость выхода к цели от человеческой психики. Психика — вещь шаткая…

— Независимость, — повторил очень медленно директор, как бы вдумываясь в глубокий и дальний смысл тех событий, которые он вызывал к жизни простым этим словом. — Ну ладно. Наперед, конечно, трудно сказать. Включим в тематический план. Вы, вероятно, думаете: вот мы показали, что можем дать идею, а теперь нас определят в какую-нибудь лабораторию, под чье-то могучее крылышко. Нет, работать будете сами. Солидных людей у нас много, и все больше становится, но у каждого свои идеи. Так что развивайте, воплощайте в жизнь, в опытный Образец свою мысль сами. А помощь вам, конечно, будет оказана любая… Вот хотя бы составить заявку на оборудование. Спуститесь на первый этаж…

— У нас уже есть такая заявка. — Тузовский выхватил из папки листок, протянул…

Курова привело в новый институт не осознанное, постоянное стремление, а порыв, до некоторой степени даже случайный. Он увидел в газете объявление, прочитал, но вдумался не сразу. Ходил по заводу, по лабораториям, шумным, пропитанным запахом металла, разговаривал, спорил, смеялся, ругался, и в минуты затишья приходили ему в голову строчки из газеты, мысли о том, что хорошо быть первым в какой-нибудь области науки или техники, а в такой и подавно. В душе его качались чаши весов, и желание заняться новым делом перевесило.

Но он никогда не думал, что будет так трудно. Войти в незнакомую область знаний, привыкнуть к ней, научиться мыслить ее категориями, овладеть теми сведениями, без которых невозможно что-либо начать, — адский труд выпал на голову Курова.

Он изучал энтомологию, биохимию, биофизику, бегал по вечерам на лекции в университет. Неизвестно, выдержал ли он бы до конца. Один порыв привел его сюда, другой мог точно так же заставить все бросить. Но железная методичность Тузовского подавляла его. Тому было не легче — приходилось изучать несколько инженерных дисциплин, каждая из которых представляла собой специальность.

— Узкими специалистами успеем стать, — говорил Тузовский, — сейчас важно выработать широту взглядов. Прежде чем решить проблему, надо уметь ее перед собой поставить, надо знать, что она существует.

Но теперь им читалось легко. Цель была определена, и во всем том, что узнавали, они стремились найти пригодные для ее достижения средства. Им отвели довольно большую комнату на первом этаже. Сначала в ней стояло только два стола, но начало поступать оборудование, и постепенно становилось все теснее и теснее. Бинокулярный микроскоп, осциллограф, усилитель, наборы тончайших электродов, термостат, вискозиметр, — все меньше и меньше оставалось свободного места в комнате. Но зато все четче вырисовывалось направление, то, которое должно было привести к цели. Муравьев доставляли им корзинами; нашелся человек, который выращивал раньше белых мышей, а теперь переключился на муравьев и даже зимой ухитрялся их вскармливать. Один угол комнаты был отдан Курову; угол он завалил радиодеталями, собирая всевозможные блоки. Он же изучал биоэлектрическую активность нервной цепочки муравьев, надевая на кончики их волосков пипетки с электролитом. Делать это все приходилось, глядя в микроскоп. Плясали кривые на экране осциллографа; один за другим заполнял Куров бланки-протоколы опытов.

Тузовский чаще сидел за столом; длинные цепочки формул громоздились в его тетради… Так, сумасшедше и весело, прошли осень, зима, весна… В комнате все время стояли странные запахи, и разные люди, входя, принюхивались, и то морщились, то расцветали в улыбке.

Устройство, которое Куров конструировал, должно было различать запахи.

— Перцептрончик мой дорогой, — говорил он, водя карандашом по схемам.

Тузовский оторвался от стола и поглядел в окно. Зима прошла совершенно незамеченной, теперь и весна близилась к концу. Прямо перед окном шла асфальтированная дорожка, а за ней газон — и трава на нем была густая, ярко-зеленая…

— Смотри-ка, весна кончается. — Тузовский потянулся так, что затрещала спинка стула.

— А ты и не заметил, — отозвался Куров из своего угла.

— Слушай, я почти установил, что запах — это электромагнитные волны. Теория, а…

— Мы теориями не занимаемся, — сказал скромно Куров, — но кое-чего тоже добились. Сейчас должен прийти мастер — я ему заказ хочу дать… эскизики набросал.

Мастер пришел, взглянул на эскизики и долго чесал затылок, а Куров, похлопывая его по плечу, успокаивал:

— Сделаете. Это ведь не массовое производство. Можно и вручную довести. Шкуркой. Я сам приду, за тиски встану…

Через несколько дней детали были готовы. Кривые необыкновенно сложных форм изумляли тех, кто брал детали в руки. Доводить их до нужной точности и чистоты было мучением, но еще мучительней казалось поручить это кому-нибудь. Да и не брался никто. Несколько дней Куров простоял в мастерской за тисками.

Прибор начал приобретать очертания. Он состоял не только из анализатора запахов, но имел некоторое подобие нервной системы, наделенной способностью находить решения в затруднительных случаях.

— Если он и не умнее муравья, то, во всяком случае, не глупее, — говорил Куров, похлопывая по железному футляру. — Для прибора этого вполне достаточно.

Но прибор был лишь средством. Его требовалось поставить на шасси с собственным двигателем и связать с ним кинематически механизм управления. Шасси Тузовский и Куров нашли очень быстро. Это был старый электрокар небольших размеров с аккумуляторами под платформой. Он стоял в одном из сараев, которые окружали основное здание. Туда специально с разных предприятий привозили списанное оборудование. Но электрокар был совсем как новый.

— Морально устарел, — высказал предположение Тузовский.

Электрокар оказался как нельзя кстати: перцептрон — прибор, моделирующий орган обоняния муравья, и блок, в который была заложена память о некоторых препятствиях и о том, как их преодолевать, заняли половину платформы. Другую половину должны были занять усилитель и исполнительное устройство, связанное кинематические механизмом поворота, заднего хода и торможения. Еще несколько недель ушло на то, чтобы продумать, вычертить, изготовить в мастерский, присоединить детали узла кинематической связи. Этим занимался Куров, а Тузовский совершенствовал блок памяти. Он заставлял муравьев преодолевать самые разнообразные препятствия, по тысяче раз влезать на одну и ту же дощечку, чтобы в конце пути быть сброшенными; пролезать под соломинками, бегать вдоль заборчиков, ища выход. Все это муравьи проделывали с микроэлектродами в голове.