Вилли Майнк - Удивительные приключения Марко Поло

Четверо слуг на белых конях держали над головой министра балдахин от солнца, следя за тем, чтобы их кони ступали в ногу с конем Ахмеда. Сабли воинов почетного эскорта и серебряные колокольчики позвякивали в такт мерной рыси коней.

— Гонец с соколиным пером привез вам какую-то весть, мой господин. Он ждет вас.

— Откуда он прибыл?

— От Абаки, наместника Чаньчжоу.

— Пусть войдет.

Верховный наместник сидел в серебряном кресле, когда в зал робко вошел Саид и пал ниц перед ним.

— Дай письмо.

Саид подал пакет и почувствовал на себе оценивающий взгляд Ахмеда. Гонец с соколиным пером опустил голову. Возбуждение его было так велико, что он все еще не испытывал усталости. Мысли беспорядочно теснились у него в голове. Он был совершенно подавлен мрачным великолепием огромного зала, в центре которого, словно бог, восседал на троне могущественнейший в стране человек.

Преодолев робость, Саид осмелился взглянуть на него. Ахмед сломал печать и начал читать письмо. Ни один мускул не дрогнул при этом на его холеном лице. Но Саид почему-то перестал испытывать страх. Ему показалось, что счастье вдруг улыбнулось ему.

Он мысленно перенесся в детство. Товарищи по играм часто дразнили его. Он спокойно стоял, притаившись в кустах, и ждал, пока они подойдут поближе. Тогда он хватал палку, к которой была привязана вонючая дохлая крыса, бил ею первого попавшегося по лицу и хохотал вдогонку разбегавшимся в ужасе детям.

Верховный наместник положил письмо на колени. Он подпер подбородок рукой и забарабанил пальцами по верхней губе. По выражению его лица нельзя было сказать, хорошо ли он настроен или дурно. Воцарилось длительное молчание. Саид лежал, распростершись у ног могущественного человека, не смея не только пошевельнуться, но даже думать. Наконец Ахмед сказал:

— Мне нравится твое лицо. Как тебя зовут?

— Саид.

— Ты убийца?

— Нет, господин мой, — прошептал Саид.

Ахмед не обратил никакого внимания на его ответ и сказал, словно обращаясь к самому себе:

— Мне нужны убийцы.

Саид, однако, расслышал эти тихо сказанные слова и удержался от оправдания, хотя оно и готово было сорваться с его губ.

— Расскажи мне, что говорят в стране про Абаку.

— Я скакал день и ночь, — растерянно ответил Саид.

— Ты мне должен рассказать, что говорят про Абаку.

Саид вспомнил о недавней экзекуции и о том, как Абака ударил его ногой по голове.

— Люди любят Абаку, господин мой, — сказал он сдавленным голосом.

Бледное лицо Ахмеда с полузакрытыми глазами внушало теперь Саиду мучительный страх. Чего хотел от него этот ужасный человек?

— Ты врешь, — сказал Ахмед.

Саид молчал.

— Это хорошо, — добавил Ахмед и вдруг грозно повысил голос — Но меня ты не смеешь обманывать!

Саид услышал угрозу и испугался.

— Ты видел чужеземных купцов? — деловито спросил Ахмед.

— Да, господин мой. С ними путешествует великан. Он умеет колдовать… И красивая девочка, рабыня.

Саид растерянно замолчал. Зачем он все это рассказывает? Сейчас верховный наместник позовет телохранителя…

— Ты останешься у меня в услужении, — сказал Ахмед. — А теперь ступай.

Хубилай-хан, владыка владык, избранный курултаем — большим советом монгольских князей, — повелитель всех покоренных народов, император огромного государства Катай, сидел на троне лицом к югу. Створки парадных дверей были широко распахнуты, и четыре широких луча света врывались в большой зал, своды которого поддерживали высокие мраморные колонны. У каждой двери стояли два рослых стражника. Они наблюдали за тем, чтобы никто не коснулся ногой порога, ибо это считалось плохой приметой. Слуги заранее предупреждали чужеземных послов и купцов об этом обычае.

И все же случалось, что кто-то нечаянно задевал высокий порог. Тогда провинившегося немедленно хватали стражники, срывали с него одежды, и он был обязан внести за них большой выкуп золотом. Если же подобный проступок совершал человек низкого звания, его наказывали ударами палки.

Чжун-Найман-Сюме, город ста восьми храмов, как его называли монголы, или Шанду [28] Шанду — летняя резиденция Хубилай-хана, где он обычно проводил самые жаркие месяцы, расположена была в юго-восточной Монголии у реки Шандухэ, в 30 км от Пекина. Монголы называют место, где сохранились развалины этой резиденции, — «Чжун-Найман-Сюме» (сто восемь кумирен). Здесь обнаружены остатки мощных стен и гигантских цоколей императорских дворцов. , как называлась летняя резиденция императора на языке катайцев, был расположен в холмистой местности.

Жаркое летнее солнце освещало дома и сады, в шахматном порядке раскинувшиеся в долине. На зеленых склонах в тени высоких деревьев стояли храмы и павильоны с закругленными крышами, украшенными драконами и резными изображениями диковинных животных. Широкие улицы вели от южных городских ворот к северным. Ремесленники всех покоренных монголами стран съехались в Шанду: бумаговары из Самарканда, ткачи из южных провинций Катая, золотых дел мастера из Багдада и Бухары, канатчики из Балха и Кермана, оружейники из Йезда, скорняки из Новгорода… Купцы, ученые, искатели приключений, монахи, комедианты, фокусники, шаманы, звездочеты и колдуны перебирались в Шанду на июнь, июль и август.

Императорский дворец был выстроен из мрамора и других ценнейших материалов. Он потрясал своей грандиозностью и вызывал безграничное восхищение красотой своей архитектуры у всех, кто имел счастье его увидеть. Один из его фасадов с великолепным порталом и резными украшениями выходил в сторону внутреннего города, другой, отделанный не менее роскошно, был обращен к городской стене. Дворец стоял посреди парка, обнесенного стеной в шестнадцать миль. На зеленых лужайках паслись десять тысяч белых как снег коней и кобыл императорской конюшни. Тот, кто осмеливался к ним прикоснуться без нужды, подвергался наказанию как настоящий преступник. Молоко этих кобыл могли пить только потомки Чингисхана. Исключение составляли лишь ойроты, потому что люди этого племени проявили исключительную храбрость на глазах Чингисхана. Звездочеты, состоящие на службе у великого хана и сведущие в искусстве черной магии, свершали каждый год двадцать восьмого августа в присутствии императора обряд жертвоприношения кобыльим молоком, чтобы милостиво расположить богов и духов, обеспечить их покровительство народам империи, а также скотине, птице, хлебам и другим плодам, дарованным землей.

В императорском парке было множество лужаек, по которым протекали прозрачные ручьи. Олени, лани и антилопы бегали там на воле и только в определенные часы собирались у кормушек. Больше двухсот соколов было заперто в клетках, и великий хан раз в неделю сам ходил глядеть на них. В специальном загоне содержали для императорской охоты леопардов и других хищников.