Алистер Маклин - Когда пробьет восемь склянок

Я бросился наутек. Я вспомнил, что когда-то видел в Базельском зоопарке гориллу, большую черную тварь, которая рвала руками толстые автомобильные покрышки и считала это легким упражнением для пальцев.

Так вот я предпочел бы сейчас оказаться в одной клетке с этой гориллой, чем на палубе в тот момент, когда этот парень придет в себя после удара. Я быстро свернул за радиорубку, взобрался в спасательную лодку и растянулся на дне.

Люди, которые находились ко мне ближе всех — некоторые с карманными фонариками, — были уже у подножия трапа, ведущего на мостик. Мне бы пришлось бежать до кормы, чтобы добраться до каната с обтянутым резиной крючком, который я забросил на его борт. Но туда мне нельзя, пока не очистится средняя палуба. А потом эта возможность исключалась. Когда отпала необходимость держать всё в секрете, кто-то зажег корабельные огни, и весь нос и средняя часть судна осветились ярким резким светом. Одна из ламп в передней части корабля висела на мачте, почти над тем местом, где лежал я. У меня было такое ощущение, что я муха, пытающаяся укрыться на белой стене. Я плотнее прижался к днищу лодки, словно хотел его выдавить.

Они поднялись по трапу и стояли у радиорубки. Внезапно я услышал встревоженный гул голосов, проклятия и понял, что они нашли парня. Его голоса я не слышал и пришел к выводу, что он в отключке. Резкий голос с немецким акцентом рявкнул:

— Раскудахтались как куры! Тихо! Жак, автомат при тебе?

— Да, капитан! — Жак говорил спокойно, голос был уверенный, и при определенных обстоятельствах я счел бы его приятным. Но в теперешнем положении меня мало заботило, приятен он или нет.

— Отправляйся на корму! Встань перед входом в салон, смотри вперед и наблюдай за средней палубой. А мы пройдем на нос и прочешем весь корабль до кормы. Если он не сдастся, стреляй по ногам. Мне он нужен живым!

Боже ты мой! Это похуже, чем кольт! Тут дело пахло не одной пулей, а целой очередью. Я понятия не имел, какой автомат у этого Жака. Возможно, он при каждом нажатии на спуск выпускал по дюжине пуль. Я почувствовал, как мышцы правого бедра снова начали затекать, что постепенно привело к рефлекторному движению.

— А что делать, если он прыгнет за борт, сэр?

— Неужели мне нужно учить тебя, Жак?

— Нет, сэр, не надо.

Я был не глупее Жака, и мне тоже не нужно было ничего объяснять. У меня появился какой-то неприятный и суховатый привкус во рту и в горле. Минута была в моем распоряжении, не больше. Я тихо проскользнул к крыше радиорубки со стороны штирборта, то есть с места, дальше всего расположенного от капитана Имри. Оттуда я быстро спустился на крышу и метнулся к рулевой будке.

Внутри мне фонарик не понадобился. Отражение больших ламп давало достаточно света. Я присел на корточки, оказавшись ниже застекленной части, огляделся, и мой взгляд сразу упал на что нужно: металлический ящичек с ракетами на пожарный случай.

Двумя быстрыми движениями я перерезал ремни, которыми ящичек был прикреплен к полу, а к одной из ручек ящичка привязал канат ярдов четырех длиной. После этого я вытащил из кармана пластиковый мешочек и быстро стянул морскую куртку и брюки, которые были надеты поверх костюма для подводного плавания. Я засунул их в пластиковый мешок и привязал его к поясу. Куртка и брюки были очень важными атрибутами. Фигура, которая разгуливала по «Нантсвиллу» в прорезиненном костюме для подводного плавания, вряд ли смогла бы сделать все то, что сделал я, не возбуждая любопытства. В полутьме в одежде моряка меня спокойно могли принять за члена экипажа. Да так оно и было дважды — правда, на известном расстоянии.

— Костюм моряка сыграл большую роль и в те минуты, когда я средь бела дня покидал Торбейскую гавань. Вид человека в костюме для подводного плавания, который в конце дня собрался в море, тоже привлек бы внимание, так как любопытство жителей маленькой гавани, расположенной на западном плоскогорье, в этом отношении — как я уже смог установить — ничем не отличалось от любопытства их собратьев с материка. Некоторые сформулировали бы это более категорично.

Ползком я выскользнул из двери рулевой рубки в сторону мостика, добравшись до конца, я выпрямился. Я был вынужден это сделать. Риск неизбежен. Сейчас или никогда! Я слышал шаги приближающейся команды, которая шла цепочкой со стороны носа. Я поднял ящичек с ракетами и, взявшись за веревку, начал его раскачивать — медленно и осторожно, как моряк раскачивает лот, прежде чем выбросить его за борт.

Ящичек весил по меньшей мере фунтов сорок, но я этого не замечал. С каждым взмахом дуга становилась все круче. Наконец она достигла угла в сорок пять градусов. Видимо, это было большее, чего я мог достичь. Время вышло. У меня было такое чувство, будто я нахожусь у всех на глазах, в центре внимания, как какой-нибудь канатоходец, освещенный дюжиной мощных прожекторов. Когда ящичек, описав очередную дугу, находился в нижней точке, я потянул за веревку изо всех сил, чтобы придать ему наибольшую скорость, а затем выпустил из рук и упал на кучу парусины. Не успел я это сделать, как вспомнил, что не проделал дыры в проклятом ящике. Я не знал, погрузится ли он на дно или останется на поверхности, но зато представлял, что будет со мной, если он не затонет. Ясно было и другое: ломать над этим голову поздно.

Я услышал, как с главной палубы, расположенной в семи — десяти ярдах от мостика, раздался чей-то крик, и пришел к выводу, что меня обнаружили. Но я ошибся. Буквально через секунду прозвучал громкий, успокаивающий душу шлепок в воду, и голос, принадлежащий Жаку, прокричал:

— Он прыгнул за борт! По штирборту, за мостиком! Быстро дайте поисковый прожектор!

Должно быть, как ему и было приказано, он отправился на корму и оттуда, увидев дугообразное падение в воду темного предмета, сделал единственный логически напрашивающийся вывод. Жак быстро соображал. Кроме того, в три секунды он передал сообщникам все, о чем они должны были знать: что произошло и какие нужно принять меры, чтобы с помощью автомата превратить меня в сито.

Люди, шедшие цепью, бросились в сторону кормы и пробежали буквально подо мной, в то время как я по-прежнему прятался на краю капитанского мостика.

— Ты его видишь, Жак? — капитан Имри говорил очень быстро и спокойно.

— Пока нет, сэр!

— Он сейчас должен вынырнуть на поверхность! — В душе я пожелал, чтобы он не был так чертовски самоуверен. — Такой прыжок наверняка стоил ему глубокого дыхания. Крамер, возьми двух человек в лодку и прочеши воду поблизости от корабля! Генри — ящик с гранатами! Карло — на мостик, прожектор на штирборт!

О лодке я не подумал, и уже одно это было достаточно плохо, — но гранаты! Я почувствовал, как холодок побежал по спине, — я знал, что значит для человека подводный взрыв, даже самый незначительный. Он был в двадцать раз эффективнее, чем такой же на суше, я же через несколько минут обязательно должен быть в воде. Во всяком случае, я мог предпринять кое-что в отношении прожектора, который находился в полуметре над моей головой. Я держал кабель в левой руке, а нож в правой и хотел было его перерезать, но в последний момент все же оказался достаточно сообразительным, чтобы понять, что если я перережу кабель, то это будет все равно что закричать: «Я здесь! Хватайте меня!» Иначе говоря, если я перережу кабель, я тем самым весьма недвусмысленно заявлю, что нахожусь на корабле. Если стукнуть Карло по голове, когда он поднимется ко мне по трапу, это приведет к такому же результату. Таких людей вокруг пальца не обведешь. Не раздумывая долго, я быстро проковылял через рулевую рубку в сторону бакборта, спустился по трапу и побежал на нос. На передней палубе никого не было.