Енё Рэйтё - Золотой автомобиль [Авантюрист]

– Имел счастье его повстречать, – генерал многозначительно поправил черную повязку на лбу.

– Вы, возможно, связались с этим типом? – спросил хозяин.

Барон помолчал минуту.

– Видите ли, поскольку ваша дочь не отвечает мне взаимностью, я решил вести себя в этом деле соответственно собственным интересам.

– Понимаю. Рука моей дочери служит залогом вашего с нами союза.

– А если итак!

Лабу налил коньяка в простои стакан, выпил и, улыбаясь, посмотрел в глаза барону:

– Хотите откровенно?

– Да, прошу вас…

– Радуюсь от всего сердца, что моя дочь не выбрала вас, господин барон.

– Что вы имеете в виду?

– Послушайте, я всегда был джентльменом. Но, прежде чем стать миллионером, я прослужил несколько лет в адской Сахаре. С тех пор, знаете, в серьезных случаях я привык выражаться как легионер, без всяких салонных фирли-флю…

– Я знаю, что вы служили в легионе. Припоминаю также, что вы сторонник бескомпромиссных действий…

– Бросьте! К черту эти утонченные издевки! Нечего передо мною нос задирать, я побольше вашего знаю жизнь. Кроме стихотворений Шелли я усвоил классический хук!

– Гюстав! – пытался вмешаться генерал.

– Оставьте, господин генерал, меня забавляет провинциальная фразеология хозяина дома.

– Вы ранены и вы мой гость. Я вас извиняю только поэтому, – Лабу выпил еще стакан коньяка, словно это была просто вода. – Вы не находите странным связывать вашу помолвку с делом, к которому Аннет не имеет ни малейшего отношения?

– Появление этого господина Горчева сильно поколебало мою веру в прочность нашего союза.

– Послушайте, вы! – Лабу резко повысил тон. – Моего слова более чем достаточно для всякого союза, запомните раз и навсегда. Что касается господина Горчева – это форменный псих, лучше бы его пристрелить, а то он бог знает что еще натворит, но это парень что надо – я вам говорю, а уж перед его суингом просто снимаю шляпу. И… фехтовать он тоже, кажется, умеет.

Все просветы на заклеенном пластырем лице барона побагровели:

– Как я выяснил, этот Горчев – агент-провокатор.

– Доказательства!

– В шестнадцать лет он стал спортивным тренером, а значит профессиональным фехтовальщиком.

– Я был в армии тренером по боксу и получал особую плату за уроки. Полагаю, вы все же продолжаете считать меня джентльменом!

– В семнадцать стал матросом, – продолжал Лингстрем биографию Горчева. – Отсидел месяц в токийской тюрьме по делу о браконьерской рыбной ловле. Выдворен из всех греческих гаваней как непременный участник любой поножовщины. Позднее был аккордеонистом в Порт-Саиде в знаменитом притоне «Такелажник Боб»…

– Ну и ну! Потрясающий парень! И я еще стыдился, что он мне выбил зуб, – воскликнул Лабу.

– Теперь я не удивляюсь, что вы не считаете меня достойным вашей семьи, – Лингстрем поднялся. Его лицо горело, глаза сверкали. Распрощались быстро и холодно.

– Ты думаешь, Лингстрем теперь будет против нас? – спросил Лабу, когда они остались вдвоем.

– По-твоему, он до сих пор был с нами? – беспокойно возразил де Бертэн. – Ты ему что-нибудь говорил про автомобиль?

Лабу смутился.

– Говорил ты ему про золото?

– Конкретно ничего. Шутливо, правда, упомянул, что мой голубой «альфа-ромео» стоит не менее десяти миллионов фунтов.

– Боже мой, ты спятил!

– Чего ты разволновался? Автомобиль стоит здесь у дома, а по ночам Паркер стережет его в гараже. Да, зря я доверился Лингстрему, хотя… хотя его отец был таким приличным человеком.

– Твой отец тоже был приличным человеком, – взорвался де Бертэн.

– Верно.

Лабу помрачнел и нажал на кнопку звонка. Явился Андре. Его левый глаз сократился до размера лесного орешка.

– Позови сюда шофера.

– Паркер не в состоянии предстать перед вами.

– Где он?

– Сидит на лестнице и плачет. Кто-то угнал автомобиль месье.

Когда Аннет покинула своего отца и растерзанного Лингстрема, автомобиль еще стоял перед дверью. Паркер куда-то пропал. Что делать? Извлекать из гаража спортивную машину? Терять восемь-десять минут? Она села за руль голубого «альфа-ромео», прекрасно зная, что необходимо спросить разрешения у отца. Лабу ценил хорошее воспитание, к тому же отличался сугубой щепетильностью касательно этого автомобиля; но, в конце концов, ей он вряд ли отказал бы. Автомобиль бесшумно скользил по белой магистрали меж сказочных пальм и пышных цветочных клумб. Аннет ехала по Лазурному берегу, вдыхая легкий запах рыбы и сложные ароматы субтропической флоры; влюбленная и несчастная, она преодолевала свое страдание наивной и неистребимой верой молодости: Горчев, конечно же, вернется!

Высоко над фантастической гладью светились два прожектора маяка, в быстром красно-белом кружении яркие тонкие бичи полосовали темную поверхность моря.

Горчев… Слезы застилали глаза и размывали контуры домов, пальм, эспланады – необходимо снизить скорость. Но в чем дело? Водительский инстинкт подсказывал Аннет о какой-то неполадке: отменные гидравлические тормоза, казалось, не справлялись с машиной. Ладно, главное – вперед! Необходимо прояснить ситуацию с отцом – этот оборванец-визитер даже показывал ей некое полное клеветнических намеков письмо.

Шестьдесят километров… Семьдесят… Стрелка спидометра колебалась… А ведь на таком шоссе даже новичок мог бы показать чуть не рекордный темп. Непонятно!

Скорость не шла за восемьдесят. И к тому же стрелки фиксировали необычный для такого отрезка пути расход бензина и масла.

Но сейчас не время размышлять о капризах «альфа-ромео». Впереди виднелся Тулон… Быстрее, иначе опоздает, она со всей силы нажимала на педаль и не могла выжать более восьмидесяти. Просто дурной сон – надо бежать, а ноги отказывают.

Любой паршивый «фиат» или «тополино» и то обогнал бы сей шедевр автомобильной индустрии.

Тулон! Бензоколонка. Аннет пыталась затормозить, во вопреки воле удивительных тормозов машина с пронзительным визгом протащилась еще метров двадцать, наподобие какой-нибудь заржавленной колымаги. Уму непостижимо! Оконный визитер открыл дверцу, сел рядом и прошептал: «Скорей! Второй поворот направо». Аннет снова нажала педаль, и машина двинулась.

– Далеко еще?

– Минуту. Там на площади еще раз направо. Кто-нибудь знает, что вы сюда поехали?

– Я обещала молчать; конечно, никто не знает. Чье письмо вы мне показывали?

– Потерпите и все узнаете. Тормозните перед красно-синим фонарем на углу.

Цитра и аккордеон, и женское пение – голос хриплый, пропитой. Машина остановилась перед заведением с вывеской «Техас».

– Зайдем со двора, – Портниф двинулся, Аннет последовала за ним.

Пересекли какой-то темный участок и обошли дом с другой стороны. Портниф открыл дверь, пропустил Аннет, но не вошел за ней, а, захлопнув дверь, остался во дворе. В небольшой комнате навстречу девушке поднялись двое: невысокий коренастый тип и широкоплечий высокий седой человек.