Александр Кучеренко - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №6

— Шевелись, шевелись, русаки-гусаки! — кричал Ладушкин. — Эй, русыни-гусыни, быстро-живо у меня! Это вам не маменькин дом!

Он бегал от вагона к вагону и, к удовольствию приемщиков баронессы, энергично подгонял медлительных славян.

Рабочие вначале враждебно смотрели на новоявленного «атамана», но постепенно привыкли к его зычному, но беззлобному голосу.

К вечеру по извилистой проселочной дороге колонна добралась до Оберфельда.

Ладушкин узнал Фехнера. Отто постарел, чуть сгорбился, и от этого хромота его стала заметнее. Ведь столько лет прошло с той сталинградской встречи! Признает ли его Фехнер! Ладушкин с волнением следил за ним. Отто, прихрамывая на правую ногу — в шестилетнем возрасте он упал с яблони, — придирчиво осматривал прибывший в его распоряжение «товар». На Ладушкина он лишь чуть покосился и словно забыл о нем.

Баронесса подкатила на фамильном тарантасе, запряженном парой резвых лошадей. Управляющий подковылял к тарантасу и помог хозяйке Оберфельда ссйти на землю. В кожаном спортивного покроя костюме, с хлыстом в левой руке, она напоминала укротителя, вошедшего в клетку к обессиленным зверям. Рабочие, потупив взор, молча стояли в строю.

— Представьте госпоже всех прибывших из России, — приказал управляющий Ладушкину. — Каждый обязан поклониться баронессе.

Ладушкину дали список, и он начал выкрикивать фамилии рабочих. Те подходили к баронессе и кланялись. Представив всех восточных рабов, Ладушкин сложил список и учтиво протянул хозяйке. Та взяла бумагу и передала управляющему.

— А ты кто? — спросила она.

— Ладушкин моя фамилия. Зоотехник…

— Ты говоришь по-немецки? — изумилась баронесса.

— Я учил его…

Баронесса пристально поглядела на бородатого русского гиганта, потом отступила на шаг, вскинула голову и закричала:

— Отныне я ваша хозяйка! Будете хорошо работать — получите пищу. Станете лодырничать… — она резко хлопнула хлыстом. — Слушайтесь и повинуйтесь во всем моему управляющему господину Фехнеру!..

— Разводите людей по баракам, — распорядился Фехнер.

— Слушаюсь, господин управляющий, — поспешно ответил Ладушкин.

Всю ночь шел дождь. Прекратился он только перед рассветом.

Ладушкин поднялся с топчана, оделся, заглянул в барак, где тревожным сном забылись рабочие, и вышел на улицу. Чистый утренний воздух, насыщенный ароматом трав и пропитанный влагой, приятно освежал. Из-за выступа леса показалась двуколка. В ней сидел Фехнер. Он остановил лошадь у крыльца.

— Вот перечень работ. — Не слезая с двуколки, он протянул Ладушкину лист бумаги. — Тут же и распорядок дня. Требую строго выполнять его.

— Будет исполнено, господин управляющий, — покорно склонил голову Ладушкин. — Не извольте беспокоиться.

Лицо Фехнера скривилось, и это озадачило Ладушкина: без труда можно было догадаться, что управляющий чем-то недоволен. Когда управляющий уехал, Федор подошел к висевшему на перекладине колоколу и ударил в него.

— Поднимайтесь! Живо! — заорал он на весь барак.

— Запомните, вы не в гостях у тещи! Вы на работе у госпожи баронессы Тирфельдштейн!

Сам он пошел с группой доярок и скотниц, намереваясь в первую очередь ознакомиться с фермой. Ферма понравилась Ладушкину: большая, просторная, удобная для размещения животных. Девушки чистили стойла, возили па тачках навоз, мыли деревянный настил горячей мыльной водой. К. обеду ферму нельзя было узнать.

— Вот в таком виде и содержать всегда помещение, — сказал Ладушкин.

В мучительной неизвестности прошли для Ладушкина остаток этого дня и ночь. Фехнер, несомненно, узнал его. Но почему не признается?

На другой день управляющий не появился у бараков восточных рабов. Наряд на работы он прислал с юной племянницей Габи.

— Что с господином Фехнером? — спросил Ладушкин.

— Дядя Отто провожает тетю Анну в гости к ее родственнакам, — ответила Габи.

— Значит, вы сегодня остаетесь за хозяйку?

— Нет. У нас много дел с фрейлейн Региной. Я буду ночевать у Шмидтов.

Можно было предположить, что Фехнер специально выпроваживает жену в гости к родственникам. Значит, ночью Отто будет в доме один?

Ладушкин с трудом дождался темноты. Неслышно вышел он из своей каморки и по опушке леса, минуя дорогу, направился к дому Фехнера. У крыльца он вытер сапоги и постучал. Щелкнул запор, и дверь распахнулась. Ладушкин смело шагнул за порог, и дверь тут же захлопнулась. Фехнер молча повел ночного гостя в освещенную настольной лампой комнату, два окна которой были задернуты плотными шторами. Взгляды их встретились: изучающе-настороженные, напряженные.

— Почему вы открыли дверь, не спросив, кто к вам пришел? — спросил Ладушкин.

— Я ждал вас сегодня.

— Вы узнали меня?

— Так же, как и вы меня…

Оба замолчали. Ладушкин первым нарушил тишину.

— Вы меня приглашали в гости. Вот я и приехал…

Фехнер усмехнулся, жестом показал на стул.

— У вас хорошая память, Феда, — мягкое «дя» не удавалось ему выговорить.

— Правда, вы приглашали меня в Берлин…

— Пришлось сменить профессию…

Фехнер вдруг заторопился, заковылял на кухню и на подносе вынес бутылку красного вина и закуску.

— Запах вина может вызвать подозрение, — сказал Ладушкин.

— Тогда я согрею кофе. И ты расскажешь наконец о своей Маше.

Ладушкин шумно вздохнул, заерзал на стуле.

— Нет у меня Маши, Отто…

— Как нет?

— Ехала вместе с сыном в поезде… Попала под бомбежку…

— А у меня брат погиб на фронте где-то под Москвой, — заговорил Фехнер. — Осталась племянница сиротой. Мы с фрау Анной взяли Габи к себе.

— Очень милая девочка, — сказал Ладушкин.

— И несчастна! Ее барон Карл фон Тирфельдштейн изнасиловал… — Фехнер с хрустом сжал кулаки. — Я отомщу ему за Габи. Клянусь!..

Ладушкин обнял его.

— Всему свое время, Отто! Всему свое время…

Ежедневно Настя в условленное время готовила теплую воду для Шмидта, разогревала принесенные денщиком Клаусом завтрак, обед и ужин и подавала на стол. А в те дни, когда капитан находился далеко от дома на лесоразработках, она брала с собой свежежареную крольчатину — его любимое блюдо, хлеб, термос с горячим кофе и шла к нему. Постепенно охранники-эсэсовцы привыкли к Насте и беспрепятственно пропускали ее на строящийся объект. В их глазах девушка была любовницей капитана-холостяка.

Поздним вечером Настя обычно подавала квартиранту стакан холодного кофе. Шмидт усаживал девушку за стол, угощал сладостями и неизменно заводил свой походный патефон. Репертуар его был велик: от симфонической музыки и церковных фуг Баха до немецких старинных народных песен. Особенно ему нравилась песня-баллада из «Фауста» Гёте, которую любил теперь и сам. Настя быстро выучила песню и по-немецки подпевала капитану, восхищенному ее слухом и чистым, приятным голосом.