Глеб Голубев - Искатель. 1968. Выпуск №2

— Это было вот здесь, — Фролов кивает на темнеющую скалу. По ее боку бродят красные блики нашего костра.

Мы сидим втроем — Фролов, Омар и я. Вот уже час, как они, не торопясь и вспоминая все новое и новое, по очереди рассказывают мне то, что я так хотел услышать, — то, что привело меня сюда. Седые волосы Фролова распадаются на две стороны, он изредка поправляет их.

— Обвал прошел рядом, — он показывает рукой в темноту. — Вон там… Только несколько камней упало здесь. Один был мой… Но Омар закрыл меня, как только услышал гул. И камень попал в него. Вот сюда, — Фролов касается своей щеки.

Омар улыбается той улыбкой, которая совсем недавно пугала меня… Так вот она откуда! Я со стыдом думаю о том, что хотел «сложить» этого человека из кусочков его жизни, как складывают из камней запруду в арыке. И у меня ничего не получилось. Я с тревогой думаю: «А если бы не было Фролова?..» И уже с удивлением понимаю: наверно, в любом человеческом поступке всегда найдется какой-то свой «лошадиный хвост», который, оказывается, надо отрезать, — найдется загадка; и о ней до времени никто не знает, кроме одного человека — самого поступающего. Именно того, о котором как раз и хочется знать все…

Нас опять трое.

— Ты знаешь, — Омар трогает меня рукой. — Я все хотел тебе сказать… Твой отец говорил, что здесь, на Памире, гость — самый дорогой человек, но если он только гость, то он самый ненужный здесь человек.

Далеко внизу зажигаются огни Яванской долины. С темнотой их становится все больше и больше. Наконец долина вся полна блистающих огоньков. Они не освещают ночь, но темнота полна ими, как громадная, невидимая у краев чаша. И если очень пристально смотреть, то видно, как некоторые из огоньков движутся.

Я слушаю Омара и смотрю на чашу, полную огней. Днем я был там. Я видел в этой когда-то мертвой долине каналы и строительные площадки, видел людей, строящих ГЭС, и тоннели, которые пробивают в скалах, чтобы Вахш пришел на эту выжженную землю… Я смотрю на нее сейчас издали, и мне хочется, чтобы один из громадных и холодных камней, что лежат рядом с нами, напоминая зубцы крепости, был взят отсюда и уложен где-нибудь в городе…

В общем я уже знаю, что случилось с ними: с отцом, Омаром, Фроловым. Они пришли сюда не гостями. И я, кажется, знаю, что случится со мной. Только будет это на следующий год.

Рассказ немецкого писателя-антифашиста Фрица Эрпенбека «Контора Шлеймера» на русском языке был впервые опубликован в журнале «Тридцать дней» в 1938 году.

Шел мелкий, настойчивый дождь. Выйдя из подземки у Ораниенбургских ворот, Вальтер поднялся вверх по Шоссештрассе. Было около двенадцати часов дня. По привычке он оглянулся, не идет ли кто-нибудь за ним, хотя было почти невероятно, чтобы здесь, в Берлине, кто-нибудь напал на его след.

Шоссештрассе, 77, четвертый этаж, направо, фрау Толке — таков был адрес. Дверь открыла толстая растрепанная блондинка в пестром халате.

— Что угодно?

— Я хотел бы видеть господина Беккера.

— Господин Беккер, кто- то к вам! — злобно крикнула женщина.

Вслед за этим открылась дверь, и маленький человек в очках зашагал по коридору.

— Что вам угодно? — спросил звонкий, немного квакающий голос.

— Я от фирмы «Лоренц и сыновья», — начал Вальтер.

Это был пароль.

— Ага, знаю, вы относительно новых образцов, — живо откликнулся Беккер. — Я ждал вас. Пройдите, пожалуйста, сюда. Я как раз переезжаю, поэтому извините, если… — Тут он закрыл дверь комнаты и движением головы предложил Вальтеру сесть, а сам выжидающе прислонился к подоконнику.

Свертывая папиросу, Беккер пробормотал нечто невнятное и затем, как бы между прочим, спросил:

— Здесь, в Берлине, ты можешь жить легально?

— Мои документы в полном порядке.

— Хорошо! Очень хорошо! — затягиваясь папиросой, Беккер сел на продавленную кушетку. — Ну, а в Эльберфельде ты был ве очень скомпрометирован?

Вальтер удивленно взглянул на него. Очевидно, Беккер был о нем очень хорошо осведомлен.

— Знают ли то имя, которое ты носишь сейчас?

— Нет, — произнес Вальтер после некоторого раздумья.

— Ты настолько изменился внешне, что при случайной встрече тебя никто не узнает?

— Едва ли.

— Хорошо, очень хорошо! — Беккер слегка улыбнулся. — Извини, но мне нужно узнать еще кое-что.

Вальтер пожал плечами. Его смущали глаза собеседника за толстыми увеличительными стеклами.

— Ты был замешан, в процессе шестисот?

— Да… или нет, собственно говоря, нет. Меня вовремя предупредили. Я успел скрыться. Вряд ли гестапо удалось узнать что-нибудь, кроме моего имени. Со мной лично имели дело только три хороших, крепких товарища. Я вел… гм… совершенно определенную работу.

— Я знаю, — сказал Беккер спокойно. Затем как бы невзначай бросил: — Бармен — Эльберфельд.

Теперь Вальтеру было ясно, что этот седой человек в очках, несмотря на всю свою живость, излучавший какую-то особенную силу и спокойствие, знал все.

— Все же среди тех трех был, должно быть, один, который не выдержал, — сказал Вальтер задумчиво, — или по крайней мере поступил легкомысленно.

— Эти трое были арестованы?

— И приговорены к десяти годам каждый, — ответил Вальтер.

— Гм… Подумай же еще раз: чувствуешь ли ты себя в Берлине так спокойно в уверенно, что можешь взяться за очень ответственное дело?

— Мне кажется, да.

— Это не ответ.

— Да, могу!

— Хорошо! Очень хорошо. Запомни: Денгофштрассе, 47, 2-й этаж, направо, контора Шлеймера, детское готовое платье.

— Денгофштрассе, 47, 2-й этаж, направо, детское готовое платье, — медленно повторил Вальтер.

— Хорошо! Очень хорошо! В конторе ты спросишь господина Блаке. Пароль: «Я пришел по поводу партии белых шерстяных штанишек».

— Блаке. Я пришел по поводу партии белых шерстяных штанишек, — повторил Вальтер. — А дальше?

Беккер посмотрел на часы.

— Можешь поехать туда сейчас. Передай там, что 2 апреля в одиннадцать часов утра придут шесть представителей фирмы.

Вальтер удивленно поднял брови. Он не повторил фразы, как обычно, а только тихо произнес:

— Черт возьми!

Беккер снова улыбнулся.

— Я вижу, ты понял, в чем дело, — сказал он, становясь вдруг очень серьезным, и протянул Вальтеру теплую, крепкую руку.

— Да, вот еще что, на несколько дней я уеду, и ты увидишь меня только… Подожди, сегодня 31 марта… Ты встретишь меня 6 апреля у касс кино на Ноллепдорф-плац, без четверти девять.