Борис Пармузин - ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №5

Вождь провел ладонью по плотному камню, из которого были выложены тюремные стены.

— Они слабые, твои друзья? — опять спросил вождь.

— Сильные. Но они очень далеко.

— Какие могут быть расстояния? — усмехнулся вождь. — Что они значат для хорошего коня, для смелых людей?

— Я жду… — коротко ответил Махмудбек,

Вождь внимательно посмотрел на Махмудбека. Да, такой человек умеет ждать. И он дождется. А вот ему нельзя даже мечтать о свободе. Враги оказались хитрее, Вождь может презреть тюремные стены и через несколько часов уже мчаться по степи. Но в это время с его сыном будет покончено.

Когда вождь молчит, медленно покачиваясь, он думает о сыне. Только о нем.

Махмудбек умеет начинать разговор издалека, не спеша подходить к главной теме. Он знает: вспоминая сына, вождь становится добрым, менее осторожным.

— Мои друзья могут вам помочь… — неожиданно сказал Махмудбек.

— Чем помочь? — спросил вождь.

— Мои друзья могут узнать о вашем сыне. Где он…

— Мне больше ничего и не надо.

Вождь провел рукой по твердым влажным камням.

— Что нужно от меня? — спросил он.

— Пока ничего, — улыбнулся Махмудбек. — Расскажите о своем сыне…

Сверток с трудом протащили через заржавленные прутья решетки. Пятна от ржавчины остались едва различимыми полосками на грязноватой тряпке. Агроном присел на корточки и спросил Махмудбека о здоровье.

— Ничего… Все нормально… — по-русски ответил Махмудбек.

Агроному стало неловко за свои загорелые руки, которые он скрестил перед самой решеткой. Наверное, от рук пахло землей, арычной илистой водой. Но руки некуда было деть…

— Нормально… — повторил Махмудбек.

Ясно по тону, по затянувшейся паузе, что Махмудбеку нужно сказать что-то очень важное. Агроном наклонился к решетке, почти лбом касаясь прутьев.

— Я вас слушаю, — доверительно сказал он.

За спиной агронома безучастно ходил стражник.

Агроном повернулся… Стражник понял и отошел на несколько шагов в сторону. Сегодня ему хорошо заплатили. И к 'тому же из начальства в это время уже никого не было.

— Слушаю, Махмудбек.

И опять пауза. Чувствовалось, что на этот раз просьба будет необычной.

— Я хочу знать, куда спрятали сына вождя, — наконец произнес Махмудбек.

Агроном покосился в угол камеры, где, словно в молитвенном обряде, замер величественный старик.

— Я попытаюсь…

— Попытайтесь… — Махмудбек, считая разговор законченным, улыбнулся. — А теперь расскажите, что творится на белом свете.

Одно интересовало Махмудбека: дела на фронте. Когда-то сообщения агронома были лаконичными и невеселыми. Но в последнее время все чаще и чаще звучали слова:

— Советские войска вступили в Софию, Освобожден Таллин.

Подписано соглашение о перемирии с Финляндией…

Скатерка была старенькой, вся в масляных, расплывшихся пятнах. Об нее уже не раз после сытного обеда вытирали жирные пальцы. А угощение было богатым… Свежее мясо, печенка с колесиками лука, острой приправой, пахучими травами. Свежие лепешки. Кружочки конской колбасы — казы, из которых проглядывали пятнышки сала с еле заметными точками тмина.

Махмудбек расстелил скатерку перед стариком, разгладил помятые уголки. Старик, ие двигаясь, смотрел в сторону оконца с крепкой решеткой. Небо постепенно темнело. Таяли приятные осенние сумерки.

— Пожалуйста… — Махмудбек протянул руку, указывая на дастархан. — Угощайтесь, уважаемый…

— Зачем тебе нужен этот неверный?

Сам вождь племени помогал за хорошие деньги многим неверным. Но об этом Махмудбек не мог говорить вслух, не имел права сердить его.

— Он — царский офицер… — сказал Махмудбек.

— Офицер… — недоверчиво проворчал старик.

— Он мне нужен… — продолжал Махмудбек, не обращая внимания на плохое настроение вождя. — Он работает на полях министра. Хороший агроном.

Махмудбек, стараясь не уязвить самолюбия старика, как бы между прочим объяснил, что значит профессия агронома.

— Офицер нужен мне… — вернулся к разговору Махмудбек и после секундной паузы добавил: — Вам тоже.

Старик даже ие взглянул на Махмудбека. Даже не повел бровью. Он давно ничему" не удивлялся. Судьба бросала его по степям, заводила в мрачные горы. Вождь не вздрагивал при звуках беспорядочной стрельбы, не вскакивал лихо на коня, хотя умел это делать не хуже любого джигита.

Вождь спокойно принял удар судьбы, когда его обвинили в государственной измене. Вины он за собой не чувствовал. Человек, привыкший к свободе, плохо знал законы даже родной страны. Он не нарушал их преднамеренно, а жил, действовал, как ему хотелось, как нужно было племени. В тюрьме старик почти пе думал о своем будущем. Его волновала только судьба сына, единственного наследника.

Он понял, о чем говорит Махмудбек. Конечно, о сыне. Старик взял кусок мяса, медленно, осторожно, чтобы с него не упали красноватые от перца, тонкие кружочки лука. Он ел, по-прежнему рассматривая маленький квадратик темного неба.

События нельзя торопить… Все придет в свое время.

Махмудбек тоже выбрал кусок помягче, понежнее. Зубы окрепли. Но он еще боялся, что вдруг один из них вновь пошатнется и нестерпимой болью заноет десна…

Эта боль не забывается…

Один из слуг министра не просто ходил, а странно, словно прижимаясь к стенам, скользил вдоль них. И будто на какую-то долю минуты задерживался у каждой двери. Этого короткого времени ему было достаточно, чтобы услышать, догадаться о разговоре или событиях, происходящих в соседней комнате.

С агрономом слуга встречался редко. Но он чувствовал неприязнь русского к себе. Задерживаясь в поклоне, он старался не смотреть на агронома, потому что не любил его, прятал глаза, чтобы не выдать своего настроения.

Именно на нем агроном остановил свой выбор, на человеке, которого считал врагом. Пусть вражда беспричинная, непонятная, но ее не скроешь от посторонних глаз. И добрые люди уже предупреждали русского: остерегайтесь слуги. Русский небрежно махал рукой: у меня слишком много работы.

И вдруг этот русский агроном предложил слуге взять его сына к себе, обучить хорошему делу. Слуга впервые посмотрел на русского открыто. Глаза не бегали. В них был испуг, удивление, настороженность.

— Чем я обязан… — помедлив, слуга все же произнес это слово, — господину?

Русский прямо не ответил.

— Ваш сын будет иметь хорошую профессию. Я старею. Мне бы хотелось подготовить умного специалиста.

Слуга уже имел возможность убедиться, что люди, знающие секреты земли, не пропадают даже в тюрьме.

— Чем я обязан? — все-таки еще раз спросил он. — У меня мало денег.

Русский посмотрел в настороженные глаза и спокойно произнес:

— Деньги мне не нужны. Вы будете служить мне. Ради сына служить.