Борис Пармузин - ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №5

В один из таких ненастных вечеров и появился гость…

Хмурый старик в поношенном халате топтался на пороге, неумело кланялся. И было в этих поклонах что-то неестественное. Никогда муфтий не верил таким людям. Старик назвал свое имя и напомнил муфтию, где они раньше встречались.

— Да, да… — торопливо согласился муфтий и пригласил гостя сесть.

Старик снял мокрый халат, снял разбитые сапоги, аккуратно все сложил у порога и шагнул к муфтию.

Муфтий не помнил старика. Он не слишком внимательно рассматривал лица простых эмигрантов. Серая масса, которую надо подталкивать к цели, которой надо обещать и пока ограничиваться жалкими подачками. Все они с такими же усталыми, хмурыми или озабоченными лицами. В таких же рваных халатах и стоптанных сапогах. И муфтий называл таких людей одним словом — босяки..

В дверях показался настороженный слуга.

— У нас гость, — сказал муфтий. — Подай чай.

Муфтий был сыт. Затевать настоящее угощение ради незнакомого человека пока не стоило. Нужно узнать, с чем пожаловал этот человек. В глубине души Садретдинхан был бы рад сейчас приходу любого эмигранта. Он устал от одиночества. Пусть горькие жалобы у бедного гостя. Но есть же и новости…

Старик погладил бороду. Пальцы у него дрожали.

— Устал с дороги? — участливо спросил Садретдинхан.

— Устал… — сказал гость.

Пока слуга подавал чайник и пиалы, гость рассказывал о жизни эмигрантов в столице. Старик ничего нового не сообщил: нищета, смерть, пустые разговоры о будущем. И все-таки казалось муфтию, что гость чем-то взволнован. Взглянув на дверь, старик прервал рассказ об эмигрантах и неожиданно попросил:

— Уважаемый муфтий, нужно, чтобы ваш слуга сходил в караван-сарай за моим хурджумом. Я побоялся сразу прийти…

Муфтий приподнялся.

— Что там? В хурджуме?

— Не знаю. Вам прислали.

Муфтий привык к тайной пересылке писем, денег, вещей, оружия. К нему являлись самые непонятные люди в самых необычных одеяниях.

— Иди! — коротко приказал Садретдинхан своему слуге.

Тому явно не хотелось выходить под проливной дождь.

Он растерянно потолкался у двери, ожидая, что муфтий передумает. Почему, например, самому оборванцу завтра не принести свой хурджум? Муфтий метнул злой взгляд, и слуга поторопился уйти.

Гость пододвинул чайник к себе, стал разливать в пиалы горячий, хорошо заваренный напиток.

Это не удивило муфтия. Он привык, чтобы к нему относились с почтением всегда и везде. Гость посмотрел на выцветший флажок. Муфтий перехватил его взгляд и тоже повернул голову к святому углу.

— Наше знамя… — твердо сказал он. — Несмотря ни на что, оно поднимется над землей.

Гость не ответил. Он молча протянул пиалу хозяину дома.

— Мы донесем это знамя, — торжественно продолжал муфтий, — до родины… — Он отпил несколько глотков, поставил пиалу и внимательно посмотрел на гостя.

Странный человек. Совершенно не реагирует на слова хозяина. По-прежнему напряжен и чем-то взволнован. Может, ему надлежит быть таким? Его дело донести хурджум. И все… Отогреется и уйдет из этого городка.

— Когда? — вдруг спросил старик.

— Что? — не понял муфтий.

— Когда мы донесем это знамя до родины?

— Если не мы, то наши дети… — ответил муфтий и, спокойно допив чай, вернул пиалу своему гостю.

Старик не спеша вновь наполнил ее чаем и передал муфтию.

— Наши дети не донесут знамя…

Муфтий вздрогнул от этого злого шепота. Он вдруг почувствовал странную слабость. Неприятный комок пополз к горлу.

— Нет детей! — повысил голос гость. — Нет! Нет! — Теперь он уже кричал. — Нет моего Пулата. Ты помнишь его, проклятый старик?! Убийца! Он не вернется с той стороны.

— Какого Пулата? — не к месту спросил муфтий.

Его сейчас никто не интересовал. Ему становилось все труднее дышать.

— Он был сильный, здоровый, широкоплечий. Ты послал. Его увел Тухлы. Шакал и сын шакала. Почему вы впутываете бедных людей в свои грязные дела? Почему?!

Старик вскочил. Бросился к зеленому флажку, сорвал его, швырнул под ноги и стал топтать.

«Пулат… Это тот, которого повалил Алим. Тот…»

Муфтию не хотелось ни о ком думать. Но перед глазами пронеслась схватка: два парня, катавшиеся по камням. Немец…

Разве об этом надо думать? Ему плохо. Он с трудом хватает воздух…

— Ты сейчас сдохнешь, проклятая собака… — опять шепотом заговорил старик. — Я дождусь твоей смерти. Если не сдохнешь, я задушу тебя.

Старик выставил вперед крепкие ладони. Теперь пальцы не дрожали. Они дрожали, когда старик разливал чай. Взглянув на пиалу, муфтий все понял…

Старик продолжал угрожающе шептать что-то, но муфтий, медленно склонившись, упал на бок. Он лежал маленький, щуплый, жалкий.

Таким его и застал в пустой комнате слуга. Никакого хурджума в караван-сарае не было. Ни о каком госте хозяин ничего не знал.

Предчувствуя недоброе, слуга бежал к дому, шлепая по лужам, с трудом вытаскивая ноги из липкой грязи. Тяжело дыша, подошел к муфтию, слегка дотронулся до него. Потом попятился к двери и вновь выскочил под дождь.

Полицейский, выслушав слугу, осмотрел комнату, поднял опрокинутую пиалу. Где он будет искать этого старика в такую непогоду? Где? Да и дождь давно смыл его следы.

— Муфтий Садретдинхан умер… — внимательно глядя на слугу, медленно произнес полицейский. — Умер. Он был очень стар и болен. Ты понял меня?

Слуга торопливо кивнул.

— Так будет лучше для тебя, — добавил полицейский. — И никто к вам сегодня не приходил. Ты понял меня?

— Понял… — прошептал слуга и добавил: — Так будет лучше.

Капитан Дейнц не успел доложить Расмусу о смерти «святого отца». Два дня Дейнц обдумывал предстоящий разговор с шефом, подбирал более емкие фразы, искал ответы на предполагаемые упреки. Очередные диверсии, организованные с помощью муфтия Садретдинхана, сорвались. Это не могло быть случайностью…

Как и Расмус, Дейнц давно почувствовал, что рядом с ними присутствует, дает о себе знать другая, неведомая сила. Но ни разу немецкие разведчики об этом не говорили вслух.

Расмус разрабатывал новые планы, готовился к очередной операции, которая бы восстановила его авторитет в глазах Берлина. Какой будет эта операция? Дейнц этого так и не узнал. Приехал работник германского консульства. Снял шляпу и тяжело перед началом неприятного разговора вздохнул. Потом печальным, неискренним голосом сообщил:

— Сегодня утром господин Расмус ушел из жизни.

Капитан Дейнц непонимающе смотрел на работника консульства. А тот протянул пакет.

В пакете была шифровка: Расмуса вызывали в Берлин. И короткая, вместо завещания, строка, обращенная к Дейнцу: «Надо ехать».

— Пожалуйста, — строго сказал работник консульства, — не сделайте такую же глупость. Вечером мы должны вылететь.