Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес

— Иди собери вещи. В твоем распоряжении пятнадцать минут. А я подойду к тебе в отеле минут через десять.

— У тебя, конечно, небольшое срочное дело?

— Да.

— Можешь сказать мне какое?

— Нет.

— Это смешно! Я думала, ты доверяешь мне.

— Естественно, как девушке, которая собирается выйти за меня замуж.

— Я не заслужила этого.

— Конечно я доверяю тебе, Сессиль. Полностью!

— Да. — Она кивнула, как будто удовлетворенная. — Я вижу, это действительно так. Чему ты не веришь — так это моей способности не говорить под давлением.

Боуман смотрел на нее некоторое время, потом сказал:

— Я намекал уже, что во время ночного бдения ты не… э–э–э… такая сообразительная, как обычно…

— Ты уже называл меня дурочкой несколько раз, если ты это имеешь в виду.

— Ты можешь простить меня за это?

— Попробую. — Она улыбнулась, вылезла из машины и направилась ко входу в отель.

Боуман подождал, пока она не свернула в патио, тоже выбрался из машины, дошел до почты, получил ожидавшую его там телеграмму «до востребования» и, вернувшись, вскрыл ее. Послание было на английском языке и не зашифровано:

«Смысл не ясен. Важно, чтобы сообщение было секретно доставлено в Эгю–Морте, затем в Гро–дю–Руа к понедельнику двадцать восьмого мая в подлиннике. Если доставка возможна только в один адрес, не доставляйте вообще. В случае доставки в оба адреса расходы не имеют значения».

Подписи не было.

Боуман перечитал телеграмму дважды и кивнул. «Понятно», — подумал он, достал спички и, разорвав телеграмму, кусочек за кусочком сжег ее в пепельнице и тщательно перемешал пепел. Затем быстро огляделся вокруг, чтобы лишний раз убедиться, не проявляет ли кто–нибудь повышенного интереса к его необычному занятию. В зеркало заднего вида он заметил, что «ролле» ле Гран Дюка остановился у светофора примерно в трехстах ярдах. «Даже «ролле“, — подумал он, — должен останавливаться на красный свет. Ле Гран Дюк, должно быть, считает подобные пустяки источником постоянного раздражения». Он посмотрел вперед и увидел китайца с его спутницей, неторопливо приближающихся к патио с западной стороны.

Боуман опустил боковое стекло, разорвал конверт, в котором ему вручили телеграмму, на мелкие кусочки и выбросил в канаву; он надеялся, что жители Арля простят ему этот незначительный мусор. Затем вышел из машины и направился в патио отеля, встретив на пути китайскую парочку. Они без всякого интереса посмотрели на Боумана через зеркальные очки, а Боуман не потрудился проследить за ними.

Ле Гран Дюк, остановившись у светофора, на самом деле не проявлял никаких признаков раздражения. Он был поглощен записями, которые заносил в свою записную книжку, но, как ни странно, не в ту, что обычно использовал, собирая цыганский фольклор. Очевидно довольный тем, что записал, он отложил книжку в сторону, зажег большую гаванскую сигару и нажал на кнопку управления разделительным стеклом. Карита вопросительно посмотрела в зеркало заднего вида.

— Мне нужно спросить тебя, дорогая, — сказал ле Гран Дюк, — выполнила ли ты мои указания?

— В точности, мсье ле Дюк.

— А ответ?

— Через девяносто минут, если повезет. Если нет — через два с половиной часа.

— Куда?

— Ответы «до востребования» в четыре адреса, мсье ле Дюк: в Арль, Сен–Мари, Эгю–Морте и Гро–дю–Руа. Достаточно, я надеюсь?

— В высшей степени. — Ле Гран Дюк удовлетворенно улыбнулся. — Бывают случаи, моя дорогая Карита, когда я сам себя спрашиваю: что бы я без тебя делал?

Перегородка снова бесшумно поднялась. «Ролле» рванулся вперед на зеленый свет, и ле Гран Дюк с сигарой в руке откинулся в кресле, обозревая окрестности с обычным снисходительным видом. Внезапно после довольно недоуменного взгляда через лобовое стекло он наклонился вперед на целых два дюйма — действие сие означало, что ле Гран Дюка что–то очень заинтересовало. Он нажал кнопку управления перегородкой.

— Около голубого «ситроена» есть свободное место. Поставь машину туда.

«Ролле» медленно остановился, и Дюк совершил невиданный ранее подвиг: самолично открыл дверцу и вышел из машины без посторонней помощи. Он неторопливо прошел вперед, задержался и посмотрел на лежавшие в канаве кусочки желтой бумаги от разорванного конверта, которые только что выбросил Боуман; затем на китайца, который тщательно расправлял в руках несколько кусочков этой бумаги.

— Кажется, вы что–то потеряли? — спросил ле Гран Дюк любезно. — Могу я помочь вам?

— Вы очень добры. — Английское произношение китайца было безукоризненным. — Ничего особенного. Моя жена потеряла одну сережку. Но я ее так и не нашел.

— Мне очень жаль.

Ле Гран Дюк не спеша прошел в патио мимо сидящей жены китайца, слегка кивнув ей. «Эта женщина, безусловно, евразийка, — отметил он про себя. — И очень красивая. Не блондинка, конечно, но очень красивая». В обоих ушах у нее были серьги. Ле Гран Дюк прошел через патио и присоединился к Лиле, которая одиноко сидела за столиком. Он внимательно посмотрел на девушку:

— Ты выглядишь такой печальной, моя дорогая.

— Нет, нет.

— Я же вижу. У меня особый нюх на это. Что ты расстраиваешься? У тебя же всегда есть возможность убедиться в добропорядочности Дюка де Кройтора. — Он взял ее руку. — Позвони хоть сейчас своему отцу, моему другу графу Делафонту. Он успокоит тебя, даю слово Дюка де Кройтора.

— Не надо, Чарльз, пожалуйста.

— Вот так–то лучше. Готовься срочно к отъезду. Это очень важно. Цыгане уезжают, по крайней мере те, в ком мы заинтересованы. И, куда бы они ни поехали, мы последуем за ними.

Лила хотела встать, но он жестом остановил ее:

— Срочно — это понятие относительное. Скажем, через час. А сейчас мы должны перекусить на скорую руку перед дорогой в негостеприимные пустынные просторы Камарга.

Человеку, впервые попавшему в эти места, Камарг кажется безлюдным и негостеприимным — огромные пустынные небеса и беспредельные горизонты. Камарг выглядит как плоское и безводное ничто, как земля, давно покинутая жизнью и оставленная сохнуть, медленно умирая, под безжалостными лучами солнца, висящего в вылинявшем бледно–голубом небе. Но если человек пробудет здесь достаточно долго, чтобы привыкнуть и освоиться, он поймет, что первое впечатление — как обычно и бывает — дает неправильное представление. Действительно, земля эта сурова и уныла, но назвать ее враждебной или мертвой никак нельзя: она не так однообразно безжизненна, как какая–нибудь жаркая пустыня или сибирская тундра. Здесь есть вода, а где есть вода, там земля не может быть мертвой. Здесь есть большие и маленькие озера, переходящие в болота: одни — по щиколотку лошади, другие — достаточно глубокие. Здесь есть своеобразный колорит: постоянно меняющиеся синие и серые тона встревоженной ветром воды, бледно–желтые границы болот, окантовывающие водную гладь озер, почти черный цвет гладких крон кипарисов, темно–зеленый — соснового бурелома, ярко–зеленый — пышных пастбищ, резко выделяющихся на фоне скудной сухой растительности и иссушенных солнцем соляных равнин, занимающих большую часть окрестной земной тверди. К тому же здесь есть жизнь: множество птиц, часто встречаются небольшие стада черных коров и редко — табуны белых лошадей. Здесь есть фермы и ранчо, но они расположены так далеко от дорог и так хорошо скрыты буреломом, что путешествующие по этим местам очень редко могут их видеть. И все же, бесспорно, на плоских равнинах Камарга нет ничего, что может броситься в глаза: они плоские и ровные, как успокоенное солнцем летнее море.