Владимир Смирнов - Над океаном

Царев резко-неприязненно сказал:

— Авантюра — ждать! И делать вид, что солома поможет тонущему!

Генерал старался не менять ни голоса, ни интонаций — хотя устал, очень устал, беспредельно устал.

— Пока еще ничего не случилось... Да возьмите себя в руки, майор! Не случилось и не случится, если они грамотные летчики. И кстати, полковник, я помню, что именно я настоял на их вылете, именно это и будет написано в моем рапорте. — Он произнес слово «рапорт» по-флотски, с ударением на последнем слоге. — Вы удовлетворены? Повторяю, однако, — поднимать одиночный самолет смысла нет. Он просто не найдет их.

— Неразумно? Не оправдано мерой риска? — спросил Царев.

— Слушайте, полковник, давайте-ка вести себя прилично. — Генерал прикрыл воспаленные глаза, которые жгло так, будто их засыпало песком; он с силой потер глаза пальцами — вроде стало легче. — Просто прилично. Не хочется напоминать вам не только о моем звании, должности и тэ-дэ, но и о моем возрасте. Не впадайте в гимназическое бунтарство. Я ведь могу вас...

— Я знаю одно — ребят надо вытаскивать!

— ...могу просто поставить вас «смирно» и закрыть вам рот. Мы в армии, полковник. Долг, защита, готовность — только плакатные слова. А есть еще дело — наше дело! Неужели вы допускаете мысль, что я мог бы послать их, если б сам все не испытал на себе? Да поймите же наконец, что научиться можно только одним способом — научаясь!

Щелкнул динамик.

— На связи — РЦ «Фрегат». «Фрегат» вызывает «Барьер».

Тагиев утомленно щелкнул клавишей:

— Слушает «Барьер».

— В мою зону вошел неопознанный летающий объект. Квадрат 84—27. Объект классифицируется как воздушная цель, удаление шестьсот, скорость пятьсот, высота тысяча двести, курс двадцать пять. Автоответчик дает: «Я — свой». На вызовы по всем рабочим частотам не отвечает. Цель сопровождаю.

Тагиев привстал. Генерал вздрогнул и уперся взглядом в планшет. И в наступившей тишине, шипящей ожидающим динамиком, прозвучал торжествующий возглас Царева:

— Вот и все! Ай да Кучеров! — и это прозвучало: «А вы как думали?!»

— Но почему он там? — прошептал Тагиев. — Куда его несет?..

— Неважно! — крутнулся к планшету Царев. — Он идет — идет вот сюда. Ну да, он же знает только генеральный, компасный курс. А здесь... Здесь ему даже на вынужденную идти нельзя. Его надо заводить во-от сюда... Ну, Тагиев, решайся!

Повисла гулко-дрожащая тишина.

— Та-ги-ев?!

Тагиев молчал. Под черными от щетины щеками ходили желваки.

— Ладно, Тагиев. Ты РП, но комполка, слава богу, пока я! — Царев сорвал телефонную трубку и, чеканя слова, приказал срочно готовить к вылету Ил-28. Все молчали. И когда он бросил трубку, генерал негромко произнес:

— А если это не он?

Царев замер, набрал полную грудь воздуха и очень тихо, едва шевеля губами, протянул, сжав кулаки:

— Товарищ ге-не-рал...

— Да остыньте, полковник! — Генерал потер лоб и задумчиво проговорил: — Все, все надо предусмотреть. Это, понятно, он. Но все равно... Тревога? Его надо перехватить. Успеют только истребители. — Он странно-испытующе посмотрел Цареву в глаза и медленно дополнил: — Истребители его перехватят и поведут в зону ожидания. Так? Полковник?

Царев длинную секунду, сощурясь, смотрел генералу в глаза и, не отводя взгляда, резко бросил:

— Тагиев! Объявляй тревогу!

Тагиев медлил.

— Боевая тревога! — рявкнул генерал.

На укрытом в лесу аэродроме ПВО, в небольшом домике на краю бетонной площадки, ждали полетов летчики.

Упакованный в противоперегрузочный костюм гитарист, сидя на ручке кресла, задумчиво глядел на стоящую на журнальном столике меж двух его коллег шахматную доску и тихонько тренькал на гитаре:

— Ты ходить будешь?

— Не суетись, Леша, не размахивай руками... Вот лошадка мне твоя не нравится — и я буду ее кушать.

— Приятного аппетита. Но тогда, старичок...

Здесь очень покойно, здесь все продумано для того, чтоб люди именно отдыхали: мягкая удобная мебель, мягкие тяжелые шторы, тканевая драпировка стен глушит и без того бархатистый свет.

Их четверо — тех, кто именуется дежурным звеном: двое шахматистов, парень с гитарой, и еще один уютно устроился на низеньком глубоком диванчике, медленно перелистывая какой-то глянцево-яркий журнал.

— Сотый раз слышу ее и все хочу спросить — ты написал? А? Накропал, поди, под полночный звон — чего, цикад? — не отрываясь от шахматной доски, спрашивает один из шахматистов, зачем-то подергивая себя за ухо. — Ладно. Ем. Вот так. И что?

— Назад ходить не будешь? Тогда держи штаны крепчей и гляди, как это делается.

— Не знаю, кто писал, — роняет гитарист. — У нас ее в училище пели.

Звонко клацает динамик принудительной трансляции, закрепленный над дверью. Оборвалось треньканье струн. Шахматисты замерли, не поднимая головы.

— Опять синоптики погоду заклинать будут. — Вздохнув, летчик положил журнал на живот и вкусно потянулся. — Ну а кто на сей раз под стол полезет? «Научите меня, осла, люди добрые...» Красота!

— Ты ходить будешь?.. Пока никто. Но потом — он. Ходи.

Динамик с прерывистой хрипотцой вздохнул и устало, скучно сказал:

— Боевая тревога. Дежурному звену занять места...

С дробным грохотом опрокинулась сшибленная коленом шахматная доска, полетели рассыпанные фигуры, в коридоре прогрохотали сапоги, звучно шлепнулся о пол журнал.

— И мой кинь! — крикнул напарнику шахматист, поймал на лету матово сверкнувший мяч гермошлема и ринулся к двери.

— ...воздушная, — бубнил динамик. — Наведение в...

Гитарист подчеркнуто аккуратно поставил в угол гитару, снял с полки свой гермошлем и, на ходу надевая его, вышел из опустевшей комнаты последним. Вышел в мутное утро, в полосы тумана, — на работу.

Стоянка была в двух, точнее, в семи шагах от двери. Рабочее место — настороженно опустивший нос-иглу истребитель с задранным в ожидании колпаком фонаря — в пяти шагах от края площадки. Механик уже стоял у стремянки, придерживая ее рукой; турбина прогрета и готова к запуску.

На соседних стоянках механики лихорадочно сбрасывали мокрые, отяжелевшие чехлы с фонарей кабин и воздухозаборников, заученно быстро сдергивали струбцины, сноровисто снимали заглушки. В заметно поредевшем с рассвета тумане светились в оранжево-голубых ореолах фары автомашин и прожектора подсветки, мелькали длинные изломанные тени, фантастически огромные, пляшущие. А в общежитиях и ДОСах [20] ДОС — дом офицерского состава. летчики уже выскакивали, застегиваясь на бегу, из комнат, уже у выходных дверей стояли, клокоча моторами, дежурные микроавтобусы и «уазики» — но к тому времени, когда они прибудут на аэродром, первое звено должно уйти в воздух.