Станислав Жейнов - Другой

— Я зайду к нему, потом. Меня ждут.

— Знаю. Но ты не успеешь, как всегда…

Я вышел из городских ворот, пошел по бетонной дороге, свернул на тропу, поднялся на холм и оглянулся. Дед шел за мной, но под аркой остановился.

— Глеб! — крикнул мне старик. — Не отдавай его.

— Он сам хочет! — говорю в ответ. Дед покачал головой.

Я быстро дошел до городского кладбища, открыл калитку, скрипнула и на меня все посмотрели. Везде, возле каждого памятника, возле каждого креста — люди, маленькие, взрослые, старые, но все нарядные, и все мне улыбались.

— Здравствуйте, — поздоровался.

— Привет. Тебе вон туда…

— Дядя Глеб. — Мальчик махнул мне рукой. Я узнал. Он играл на баяне в переходе. Только волосы потемнели, и чуть повзрослел. Почему я не узнал его, тогда? Игорь вот, узнал.

Поздоровался с ним за руку: — Привет Даня.

— Здорова.

— Ты так вырос.

— Тебя давно не было.

— Дела старик.

Отвлекся от него, прислушался к разговору двух мужчин; в самом начале сидели, возле самой калитки. Не стоило слушать: о чем еще здесь могут говорить…

— … и пил много, последнее время, — сказал седой широкоплечий, маленькому с бородкой.

— Ну?

— Да. Мотор плохо закрепил… Пьяный был, наверное. Чья-то сеть бесхозная на винт намоталась, стал отцеплять, сам запутался; мотор сорвался, и в воду, ну и он за ним…

— Утонул?

— Да, утоп парень… Хороший мотор был, японский. Брат жены ему подарил. Хороший мотор, — повторил он. — Тяжелая, мощная, дорогущая такая — штукенция. Как же фирма эта… Хонда, что ли?.. Нам на таких не кататься…

О ком это? — не обо мне? Подошла она, и я уже не слушал, отвернулся от них, с любопытством стал разглядывать девушку.

— Привет Лада, — говорю.

— Привет Глеб. — Слегка коснулась губами моей щеки. — Это мы тебя звали.

— Я уже понял.

— Отпусти его к нам.

— Рано. Есть порядок.

— Не обманывай, его время пришло. Мы уже знаем. Или ты хочешь, вместо него?..

— Зачем он вам, разве вам плохо?

— Жалко его, мучается.

— Все мучаются.

— Тогда — ты.

— Это шантаж? — Улыбнулся.

— Думай, Глеб, — сказала она строго, но потом смягчилась. — Пусть, просто зайдет. Скажи ему. Хотя бы это сделай. И еще… Пусть он не будет один… Он ведь всегда один… Сделаешь?

— Нет.

Опять рассердилась: — Ну не будь ты таким!..

Мальчик потянул за руку:

— Дядя Глеб, играем в карты?

— Раздавай.

Мы сели за столик. Играем. Опять он мухлюет.

— Я все вижу, — говорю.

— Не обижайтесь на нее дядя Глеб. Знаете, как вас ждала… — Наклонился ко мне. — Сейчас, они будут спрашивать про своих, скажите, что все хорошо, они так надеются…

— Конечно. Ты добрый мальчик Даня, только не надо брать семь карт.

— Я уберу одну.

— Я сам вытащу…

— Только не эту… и не эту… Да-да вот эту…

Лада отошла от нас, потом оглянулась, и сказала. Не расслышал, прочитал по губам: "Ты или он".

Что-то случилось, откуда-то взялся ветер. Лада на моих глазах постарела, появились морщины, вырос живот, опустились плечи; Даня стал маленьким, пятилетним, и все вокруг меняются, кто-то стареет, кто-то наоборот. Мне трудно дышать, потемнело, во рту вкус мяты, и… И я проснулся. Правда, трудно дышать; на мне лежала Саша, смотрела в упор. Ее глаза в десяти сантиметрах от моих.

— У тебя сердце не билось, — прошептала она. — Ты не дышал. Минуту не дышал, а теперь опять дышишь. Так страшно.

— Ты давно здесь?

— Минут пять. Рассматриваю тебя. Шрам почти зажил. Хорошо, что побрился… Такой гладкий.

— А где все?

— Спят.

— И Сергей спит?

— Спит.

— Жалко. Мне надо знать, как звали его жену… Это важно. Если ее звали не Лада, то… то все в порядке…

Саша улыбаясь: — Ты бредишь. Сергей не был женат.

— Сергей, да…

— Глеб, я тебя оставляла… ты хорошо себя вел?

— Плохо.

— Не расстраивай меня.

— Говорю, как есть. Плохо.

— Я тоже, — сказала она и поцеловала меня в губы.

— Я нисколько не сомневался.

— Не ревнуй. Ничего не было. Просто надо было поговорить с Игорем.

— И с Антоном, — говорю.

— И с ним.

Я разозлился. Зачем опять? Я со всем смирился. Зачем давать надежду. Что мне делать с этой надеждой. Она будущая жена моего друга, и этого не изменить. Если бы можно было это изменить, то Сергей давно бы все это прикончил. А он все видит, и тем не менее женится. Ну и хрен с вами, живите и размножайтесь. От меня-то вам, что нужно?

— Знаешь, — говорю, — я понимаю Сергея, который любит тебя, понимаю себя, который любит, понимаю тех, думаю, они тоже уже влюбились. Я только тебя не понимаю. Что ты делаешь с нами, чего добиваешься?.. Что тебе нужно?.. Знаешь ты кто!..

— Сейчас скажешь гадость, а потом пожалеешь.

— Плевать!

Она прижалась к моим губам своими. Я отвернулся. Обвила руками голову, прижала к груди, стала целовать шею, опять впилась в губы, горячий юркий язык проник в мой рот. Я обнял ее, прижал.

Засмеялась: — Не так сильно… Задушишь.

Оторвал ее от себя, приподнял на руках: — Завтра мы поговорим с Сергеем, и уедем.

На мое лицо упала ее слеза.

— Я не знаю.

— Чего ты не знаешь? — спрашиваю. — Сколько это может продолжаться? Я устал.

— Я люблю Глеб. Я никогда так не любила. Не было такого, поверь. Я не знаю, как такое бывает, но я люблю вас двоих. Я бы убила за вас двоих! Я умру за вас двоих.

— Ты с ума сошла.

— Да, я сошла с ума. Давайте жить втроем. Ха-ха. Это "ха-ха", она сказала очень грустно.

Опустил ее, отодвинул, повернулся к стенке: — Не мучайся, — говорю. — Живите с Серегой. Вы будете хорошей парой. Только, прошу: будь ему верной. Иди. Уходи Саша.

Она встала, вышла в тамбур, опять заглянула ко мне: — А если, это не Сергей?

Я повернулся, приподнялся на локтях: — Кто?

— Спокойной ночи Глеб. Спи любимый.

— Спокойной ночи.

Долго не мог уснуть, только задремал, как разбудил Игорь. Опять кричал во сне. Потом, разгорелся костер, запела гитара, и тогда уже, я заснул.

24

Меня разбудили. Ворвались: веселые, громкие, мокрые и разбудили.

— Вот он! Я его нашла! — крикнула Саша. Попробовал открыть глаза, но на лицо упали ее мокрые волосы. Холодные, скользкие руки залезли под майку; Саша протяжно процедила воздух сквозь зубы: — Ссссс… какой он теплый.

— Аау! — Моя непроизвольная имитация, простреленного на вылет тушканчика. — Сашенька, ты что? Я, человек, не для этого!..

— Да у него жар! — обеспокоено сказал Игорь, он у изголовья, прижал мокрые ладони к моему лбу, ушам.

— Игорь, ты что? — холодно!

— Пропустите-пропустите. — Волновался Сергей; мокрая рука залезла под одеяло, разжал кулак и в мой живот будто впились раскаленные угли; растопленный ледяной жир потек по бокам. Я закричал. Попытался подняться, но голову держал Игорь, Саша руку, Сергей другую.