Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Я верил в то, что говорил. Это главное — верить в победу, даже если в неё верить нельзя. Это почувствуют и враги тоже.

Ага — почувствовали, почувствовали, даже не понимая языка — зашевелились, запереглядывались… Нет, не уйдут, смешно надеяться. Их много, сейчас наберутся смелости, и будет свалка…

…а в таких случаях — свалку надо начинать самому!

— Р-р-рось! — рыкнул я и метнулся вперёд, обнажая клинки…

…Первого из негров я убил одним страшным «московским» ударом — сверху вниз, раскроив ему череп, шею и грудь до середины. Пнул влево — вопль! Пригнулся, перехватывая дагой сразу два ятагана, подсёк кого-то ногой, рубанул снизу в пах между широко расставленных ног, всадил дагу в мелькнувшее сзади-сбоку тело… Отскочил спиной к кустам, широким ударом — полосой — заставил отступить врагов и, заложив за спину руку с дагой, закрутил «бабочку», быстро оглядывая тропинку.

Один лежал неподвижно. Другой корчился, заливая кровью из распоротого паха тропинку. Третий слабо подёргивался — ага, я угадал ему дагой в селезёнку… Ещё один с трудом вставал — это его я пнул.

Я опустил клинок и принял стойку. Это до первого ранения. Как только меня ранят — их победа станет лишь вопросом времени…

— Р-рось! — я сделал рывок. Негры отшатнулись, я засмеялся, отскочив обратно и покачивая кончиком палаша. За спиной хрустели кусты — ближе… ближе… ближе… ещё…

Поворот! Я выбросил в длинном выпаде палаш и, почувствовав — попал! — отмахнулся дагой, повернулся, подрубил кому-то колено, всадил кончик палаша под челюсть ещё одному, рукоятью даги в кулаке свалил следующего, сбил попавшегося плечом, полоснул палашом — прорвался к другой стороне тропинки и снова махнул «бабочкой».

Из кустов полувывалилось длинное неподвижное тело — убит. Ещё один полз в сторону, подволакивая ногу и бросив оружие — ага, а этого я не нокаутировал, поднимается, гад… ещё один держится за рассечённое левое плечо. О. а вот и тот, кого я под челюсть — тоже убит, кажется.

Пятеро готовы, один выведен из строя, ещё один легко ранен. А я — даже не царапины.

Пока неплохо.

Негры не спешили нападать. Они разделились на две группы по трое, а ещё двое (один — раненый) держались позади. Я понял, что они собираются делать и засмеялся снова в их лица — смех рвался из меня, как пули из разрезного ствола аркебузы, смех холодный и беспощадный.

— Идите сюда! — позвал я. — Идите, ну?! Трусы, ничтожества, ублюдки! Я один, так чего же вы боитесь, сволочи?! — я подкинул палаш и, поймав его за кончик лезвия, перебросил в руку рукоятью. — Кто будет первым — ты?! — я сделал выпад палашом. — Ты? Ты? — они отшатывались, а я смеялся.

Первая тройка бросилась на меня дугой, а остальные ждали — точно, если я прорвусь через атакующую тройку, меня встретят и остановят те, а сзади нападут эти трое…

Ладно.

Я перехватил ятаган дагой и отклонил с такой силой, что негр, не желавший выпустить своё оружие, вместе с ним описал дугу и столкнулся с соседом. Третий взвыл, откатываясь — я пригнулся и отрубил ему большой палец на правой руке. Выскочил из-под клинков опомнившейся парочки, пнул одного в колено, встретил чью-то челюсть кулаком с дагой…

…есть! Ятаган остро, но почти не больно полоснул снаружи левое бедро — боль вспыхнула только когда я перенёс тяжесть тела на эту ногу. И оказалась резкой, огненной, отчего я на миг потерял подвижность — за что и поплатился. Ещё один клинок свистнул по плечу, другой — поперёк груди. Доспех выдержал оба удара, но уже на отскоке вражеский клинок вонзился в то же бедро — пониже первой раны. Стиснув зубы, я раскидал ятаганы, достал кого-то дагой — и, кажется, неплохо — он свалился в кусты. Но тут же что-то увесисто ударило в руку живым электричеством, и моя дага с ясным музыкальным звуком переломилась у рукояти. «Да будет проклят наш кузнец, не встать ему, не лечь!» — мелькнула в голове строчка из робингудовской баллады. Я отмахнулся палашом, вырвался. Горячие струйки стекали по ноге, уже добравшись до сапога. Я засмеялся, швырнул рукоять в негров. Выдернул из перевязи два ножа, сжал их в левом кулаке «бутербродом» — так, чтобы в стороны торчали широкие короткие ромбы лезвий.

— Ну, — пролаял я, — кто из вас подойдёт и прикончит меня?!

Они снова бросились тройкой. Стиснув зубы, я начал рубить — просто, грубо и примитивно. Один нож остался в чьём-то горле, я выхватил последний из перевязи, но тут же уронил оба — удар пришёлся по левой руке ниже локтя, и я услышал и почувствовал, как хрустнула разрубленная кость. Выше старого перелома.

Вот и всё. Точным выпадом я проткнул в грудь слева подвернувшегося негра. Успел вырвать оружие, отбить удар, но другой клинок пробил толстые полосы кожи справа на груди, распорол доспех и скрипнул по рёбрам. Взмахом я снёс руку ранившему меня и вогнал палаш в открытый рот ещё одного.

Их оставалось четверо, один — тот, раненый в руку. Ещё двое — с перерубленной ногой и однорукий — ползали по тропинке и выли. Кровь щекотно текла по рёбрам. А из руки брызгала струйкой при каждом движении. Рука противно немела.

Они не нападали. Боялись. Видно, что боялись. Но сейчас их страх был их же силой. Каждая секунда уносила мою кровь, а с ней — жизнь.

Слово надо держать. И я поклялся им, что никто из них не уйдёт отсюда живым.

Мне почему-то показалось на секунду, что сейчас они побегут. И я, продолжая улыбаться онемевшими губами, скомандовал:

— Стоять.

Это очень важно и неплохо действует — когда противники считают тебя немного «сдвинутым по фазе». Негры, конечно, и без того считали… но вот стоит окровавленный мальчишка с оружием, только что уложивший десятерых из четырнадцати в их отряде. И предлагает что-то — непонятно, что, но с улыбкой.

Страшно, конечно. Я бы вот сейчас на них и ломанулся… но куда там, нога меня не послушается.

Плохо совсем.

Как раз когда я об этом подумал — они на меня и бросились. Все четверо, разом…

…На ещё один «московский» меня всё же хватило — ятаган, который негр успел вскинуть над головой, брызнул чёрно-серебряным крошевом, и конец моего палаша распластал негру лицо. Он взвыл, но захлебнулся кровью. Меня в это время успели несколько раз ударить — доспех худо-бедно отразил удары… но не все. Я почувствовал, как один ятаган — попал в стык, пакость! — вошёл между ремней под рёбра слева.

Я молча ударил негра в лицо кулаком в оплётке эфеса — с такой силой, что у него хрустнули сразу челюсть и шея, он повалился навзничь. Да, этот мир меня силой не обделил… Ятаган остался торчать, обжигая сумасшедшей болью. Поворачиваясь на здоровой ноге, я круговым ударом достал замахнувшегося врага — тот открыл рот и рухнул на колени в груду вывалившихся под ноги кишок.