Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Улов, — я прислушался. — Улов… Тихо, ребята.

Вопросов не последовало. Умолкли все — и сразу. Джек глазами спросил: «Что?» Я дёрнул щекой. Что-то мне не нравилось… что-то двигалось на самом краешке беспечного шума природы.

Я не успел понять, что это за звук. Позади нас возник Йенс Круммер. Губы немца кривила улыбка.

— Негры, — сказал он. — Гребут этим берегом против течения, со стороны Рейна. Шесть лодок, шестьдесят штук. Сейчас километрах в двух.

Я посмотрел на Джека, и тот исчез, а через несколько минут с отмели смело рыбаков Вадима. Со всех сторон шуршали кусты — собирались наши…

…У берега, на глубине, течение в этом месте убыстрялось резко. Угол течения между отмелью и остальным берегом создавал тихую заводь с прозрачной водой, в которой над песчаным дном «ходили» несколько больших щук.

Я уселся на торчащую над водой коряжину, оплетя ногами один из нижних сучков. Достал револьвер, толчком ребра ладони взвёл курок.

— Сома поймали, — сказал Вадим, бездельно играя тесаком в ножнах. Он стоял на берегу. — Слушай, может, пусть себе плывут? Чёрт с ними!

— Пусть плывут, — согласился я. — Только обратно по течению. И мёртвые… Пока меня не было, — я повернулся к нему, — один Боже погиб, да? — Вадим кивнул, не спуская с меня глаз. — И скольким ты вот так… разрешилплыть? — он молчал, но серые глаза сузились. — Со мной убитых будет побольше, — добавил я. — Потому что у меня с ними, старый друг, никакого мира и согласия быть не может. Вижу — бью. Ты чем-то недоволен?

Я знаю, какспросил это. Тон моего вопроса отразился в лице Вадима, как в зеркале. Кажется, он хотел что-то сказать, но промолчал и, отшагнув в кусты, слился с ними…

…Первая лодка появилась из-под ветвей ив — привычная, сухоглавая, страшная. Негры в ней гребли, размеренно ухая и опустив головы, меня они не видели, собираясь проскочить под дерево.

— Привет, — сказал я. И вогнал первую пулю прямо в задранное ко мне удивлённое безлобое и губастое лицо.

Визжа и бросаясь из стороны в сторону, по лодке метался какой-то клубок. Слыша краем уха отрывистые щелчки «калашникова», я соскочил в лодку на нос, в прыжке бросив в кобуру револьвер и выхватывая клинки. Удар — в грудь сидящему на корточках негру, ногой. Круговой удар палашом — в брызгах крови взлетает отсечённая голова, тяжело падает в воду. Круговой удар вбок дагой — с неё увесисто сваливается тело. Резкий толчок от борта, и я, в прыжке поймав дагу ножнами, ухватился за ветви ив и спланировал на берег. Вонзив палаш в землю, откинув шторку барабана, быстро перезарядил наган. Звуки боя слышались ниже по течению, и я заспешил туда.

Схватка шла в лодках и на берегу — кое-кому из негров удалось выбраться, но их было даже меньше, чем наших, и я не успел к финалу. Последних добили у меня под носом.

— Раненые есть? — быстро спросил я, видя, что все стоят на ногах. Оказалось несколько поцарапанных, но серьёзно — никого, и я усмехнулся: — Теперь можно продолжать рыбалку.

Я нашёл Вадима, когда он разговаривал с Иркой. Она, кажется, поняла, что лишняя — и сразу ушла, а Вадиму, собравшемуся за ней, я преградил дорогу вытянутой рукой:

— Подожди.

— Убери руку, — тихо сказал он, и я убрал, а он остался стоять.

— Мне надо поговорить с тобой, — сказал я.

— Я слушаю, — его голос был так же ровен и спокоен.

— Мы живы и почти счастливы, — начал я. — А теперь вопрос: знаешь ли ты, что я хочу делать дальше?

— Догадываюсь, — кивнул Вадим и, так как я молчал, добавил: — Идти на Город Света.

— Нет, — ответил я, с удовольствием глядя на то, как изумлённо дрогнуло лицо Вадима. — Не сейчас, я имею в виду. Два года назад я собирался побывать в Америке и на Пацифиде. Мои желания остались прежними, Вадим. Отсюда, из Англии, когда Лаури пригонит «Большой Секрет», мы поплывём на запад. Я и… — я выдержал паузу, — те, кто захочет плыть со мной. А вот потом, когда мы вернёмся, настанет черёд Города Света. Обязательнонастанет. Месть — это блюдо, которое едят холодным, Вадим.

— Боюсь, Олег, что ты сошёл с ума, — ответил он.

— Может быть. Даже наверняка, — признал я. — Тебя это удивляет?

— Чего ты хочешь, Олег? — Вадим не сводил с меня глаз.

— Я? Увидеть этот мир, — я описал ладонями в воздухе шар. — Увидеть всё, что не видел. Потом вернуться и перерезать глотки тем, кто надел на меня ошейник. А перед смертью дознаться у них, кто играет в нас, как в солдатиков. Вот и все мои скромные желания.

— А сколько человек погибнут на пути к их исполнению? — спросил Вадим резко.

— Когда-то я пытался спрятаться от этого на острове, где тыменя нашёл, — напомнил я. — Если хочешь, я высажу вас с Иркой там, на островке, откуда нас забрал Лаури.

— Олег, ты мой друг, — тихо сказал Вадим. — Помнишь, я как-то говорил тебе, что пойду за тобой до конца, потому что мне это интересно? — я кивнул. — Сейчас мне уже неинтересно. Ты очень широко замахиваешься. А ты сам нас учил, что на замахе легко пропустить удар врага.

— В меня нельзя играть, — ответил я. — И пусть я умру на своём пути, но — на своёмпути.

На Йенса я наткнулся буквально за кустами и выругался. Немец спокойно кивнул, словно я похвалил его, а потом сказал:

— Orlogs.

— Что?! — раздражённо переспросил я.

— Orlogs, — повторил он. — На древненемецком это значит «изначальный закон». «Судьба».

— К чёрту, я не верю в судьбу, — отрезал я.

— Потому что не понимаешь, что это такое, — любезно пояснил немец. — Принято думать, что судьба — это некий высший рок, определяющий жизнь человека, — он сделал рукой раздражающе-красивый жест; я хмыкнул. — Но это не так. Я ведь недаром сказал, что на языке моих предков определяющим в жизни является «изначальный закон», а это совсем не то, что «высший рок». Orlogsвнутри нас. Он просто не даёт нам поступать иначе, чем это продиктовано нашими личными качествами, воспитанием, характером и верой. Мы таковы, каковы мы есть, и это, а не какие-то внешние факторы ведут нас по жизненному пути.