Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Мы живые, — прошептал я. — Это нечестно, мы живые…

— Олег, — вывел меня из отстранённого состояния голос Таньки. — Мне здесь не нравится. Смотри, что там?

Я повернулся вбок. В ложбине, в которую переходила наша низинка, медленно клубился синеватый туман.

— Туман, — сказал я. — Просто туман, — и отметил, что не поют птицы. Туман вращался неспешно и размеренно, против часовой стрелки, и этот водоворот подползал ближе и ближе.

— Олег, здесь что-то не то, — повторила Татьяна, скользя рукой по древесной коре. — Ты слышишь? Музыка…

Я хотел ответить, что ей кажется, но… но в этот момент и сам услышал музыку. Странная, какая- то капельно-звонкая, она звучала на самом краешке слуха, невольно заставляя напрягаться, чтобы понять, что и на чём играют. Музыка была знакомой, и инструмент — знакомым, и я знал, что играет мой хороший знакомый…

— Оле-е-е-ег!!! — Танюшка даже не кричала, а визжала, срывая голос, и я, обернувшись, изумлённо понял: не зная, когда, я отошёл от неё и стоял по колено в тёплом туманном кружении. — Вернись, Олег! — она сжала кулаки и притопнула. В голосе у Таньки был страх. — Вернись немедленно!!! Там страшно!

— Ничего тут нет страшного, — я провёл сквозь туман ладонью — и отшатнулся. На миг мне почудилось бесплотное, но явное прикосновение чьих-то холодных пальцев. — Что это?..

— Олег, иди сюда, не стой там! — кричала Танюшка. И не подходила! — Там нельзя, бежим отсюда! Олег, бежим, уйди оттуда! Там кто-то есть! Олег!

Да, это точно — там кто-то был… И я это ощущал. А вместе с этим ощущал и интерес, несмотря на крики Танюшки. Музыка утихла, очарование пропало, а вот любопытство осталось.

«Мальчик, — услышал я тихий, нежный голос, в которым странным образом не было жизни, — здравствуй, мальчик… Подойди поближе, дай мне руку, мальчик… Подойди поближе, дай мне руку — я заблудилась в тумане…»

Так ветер дует в забытый рог, и тот вдруг начинает выводить красивые, но мёртвые мелодии, от которых становится страшно… Против своей воли я вглядывался в туман — и вдруг увидел.

Лицо, смотревшее на меня из спутанных белёсых волокон, само походило на туман. Оно было безжизненным, белым и прекрасным. Большие глаза казались кусочками льда в оправе из длинных, плавно изогнутых ресниц. Подбородок, тонкий нос с широкими ноздрями, высокие узко-острые скулы казались отчеканенными из заиндевелого серебра.

Очень красивое лицо. И очень страшное. Такое же страшное, как и мелодия — нечеловеческое. От этого лица надо было бежать, не оглядываясь и со всех ног, потому что ничего общего с людьми оно иметь не могло.

Да только вот в чём проблема — я не мог сдвинуться с места. А лицо наплывало, и тонкие губы улыбались; ниже появились сотканные из туманных струй руки. Они поднимались над моими плечами, чтобы лечь на них…

И это будет всё. Глаза цвета льда заполнят весь мир — и меня не станет. Ничего уже не сделать, ничего не изменить…

…Туманная девочка вдруг отшатнулась, её холодно-невозмутимое лицо сломалось, как отражение в разбитом зеркале.

— Уйди, тварь! — между мною и ней вклинилась Танюшка, вытянувшая вперёд руки ладонями к этому существу. — Не тронь его! Он мой! Прочь!

Продолжая вытягивать вперёд одну руку, другой Танюшка начала отталкивать меня, тесня прочь из тумана. Я более-менее пришёл в себя, когда мы выбрались на склон лощины и наблюдали, как туман быстро, словно в ускоренной съёмке, всасывается куда-то в низину. Я тяжело дышал. Лицо Танюшки покрывал бисер крупного пота, но она улыбалась.

— Испугалась, — с одышкой сказала она.

— Я тоже испугался, — признался я. Танюшка отмахнулась:

— Да не я испугалась, вот ещё. Вернее, я тоже… немного… но это она меня испугалась… Ты знаешь, кто это?

— А ты знаешь? — удивился я. Танюшка кивнула:

— Фергюс рассказывал… Это лланнан-ши. Дева Тумана. Они боятся девчонок, а парней утаскивают с собой.

— К-куда? — осведомился я, обнимая себя за плечи. Меня начало трясти.

— Спросишь у неё, если снова встретишь, — отрезала Танюшка. — Пошли скорей. Вот будет смех, если наше барахло стырили?

Я поспешил за нею. Но перед этим оглянулся. И мне почудилось, что в лощине, возле кустов можжевельника, стоит прямая белёсая фигура.

В быстром, холодном ручейке мы помыли ноги. Странно, но я не ощущал никакого неудобства, разгуливая по лесу голяком в обществе такой же голой девчонки. Когда мы выбрались на берег, я негоко сказал:

— Тань, прости… за то, что я сделал… там.

Мне это далось с трудом, но Танюшка улыбнулась и подмигнула:

— А знаешь, мне даже понравилось. Сперва я, если честно, на тебя разозлилась — ты меня так схватил… — она свела длинные брови. — Олег, скажи честно… вот ты про ту ирландку рассказывал… с ней тебе было хорошо?

— Не помню, Тань, — честно сказал я. — Это как во время боя. Потом не вспомнишь, что и как делал.

— А у меня, кроме тебя, никого не было и не будет, — твёрдо сказала она и улыбнулась уже лукаво. — А давай ещё как-нибудь попробуем опять так же? — в её глазах появился смешок, а голос сделался отчётливо-клоунски жеманным. — Только ты меня ещё свяжи… и ножнами вон хоть побей… немного… Может, вообще классно будет?! — и она, закатив глаза, высунула кончик язычка.

— Не смогу я тебя ножнами побить, — напряжённо сказал я. — Ножны свистнули. И всё остальное.

— Ойблинннн!!! — вырвалось у Танюшки, и она присела, сведя вместе коленки и прикрывшись руками, заоглядывалась. — Может, мы не туда вышли?!

— Да сюда, — я сплюнул, — вон под теми кустами раздевались… Хватит идиотничать! — повысил я голос. Если честно, я ни капли не испугался, только немного рассердился. И угадал. Послышался смех, и из-за дубов вышел Сергей, тащивший в охапке всю нашу одежду.

— Ай-ай, — сказал Земцов, широко улыбаясь, — потеря бдительности и полное расслабление… Тань, ты знаешь, что у тебя вся попа в ссадинах? Что он с тобой делал? — Танюшка вспыхнула, ойкнула, прикрыла руками мягкое место; Сергей поднял брови: — Ого… — она вернула руки назад и жалобно-сердито завопила:

— Верни одежду, па-ра-зит!

— Держите, — Сергей высыпал ворох к ногам. — Это я добрый, другой бы на дуб её позашвыривал…

— Завидуешь? — я нарочито медленно одевался. Танюшка фыркнула и тоже начала натягивать одежду такими неспешно-плавными движениями, что Сергей покраснел и со смешной деловитостью повернулся ко мне:

— Я чего искал вас… Олег, ты давай быстрей. Там кадр один от Лаури прибыл, тебя ждёт.

«Кадр» оказался не от Лаури, а весёлый рыжий парнишка, которого звали Джок — из отряда англичан, стоявшего у слияния Рейна и Темзы, на перешейке. Оказывается, Лаури причалил туда, и местные вызвались передать нам известие о том, что «Большой Секрет» готов. Джок прошагал за трое суток больше ста пятидесяти километров, и сейчас наши ахающие девчонки чинили его сапоги (подошва в нескольких местах протёрлась до дыр), а сам англичанин смешил всех какими-то невероятными рассказами о своих приключениях. Заночевать он наотрез отказался, мотивируя это тем, что его ждёт девчонка — почти такая же красивая, как наши, а главное — совершенно своя…