Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Посмотрим, — наконец сказал он решительно. — Эй, рифы на парус! Пусть они нас догонят! И вооружитесь на всякий случай, — уже тише добавил он.

Драккар ван дер Бока и в самом деле начал быстро нас нагонять. Его нос украшала улыбающаяся морда акулы, вдоль ближнего к нам борта цепочкой стояли с десяток лучников. У носа — ногами наружу — сидел, не держась ни за борт, ни за нос, затянутый в чёрную кожу и казавшийся из-за этого очень высоким и худощавым мальчишка лет шестнадцати, державший на колене обнажённую длинную шпагу. Он улыбался во весь рот.

— А, да это старый негодяй ван дер Бок! — рявкнул Свен. — Всё за чужим добром гоняешься?!

Акулоголовый драккар шёл теперь борт в борт с нами. Тиль — а это, очевидно, и был он — спросил в ответ:

— А ты что, подрядился возить пассажиров, Свен ярл? Кто эти сухопутные крысята?

— Мои русские друзья, — отозвался Свен. «Крысят» поняли все наши и завозились враждебно.

— Русски?! — удивился Тиль и перешёл на ломаный, но в целом неплохой русский: — Это здорово! Я восемь месяцев ходил с вашими по Сибири — ещё до того, как обосновался на Терсхеллинге! Вы не знаете Йенса Круммера?

— А ты не из тех голландцев, которые живут в большом посёлке на островах? — я вспомнил рассказ немца.

— Я не голландец, а фризон! — поправил Тиль. — Нет, я не из них, но тот посёлок я знаю — он на побережье прямо напротив моего острова! Так куда вы плывёте с этим белобрысым тугодумом?!.

… — Что ж, бить негров — это всегда хорошо, — убеждённо заключил Тиль, выслушав наш рассказ. — У меня двадцать пять человек, и я пойду с вами.

Лёгким движением, небрежным и красивым, он перемахнул обратно на свой корабль. Повернувшись на пятках, вскинул руку:

— Я иду за вами!

Со Свеном и Тилем мы разошлись почти сразу, а Ян повёл нас к крепости тропинками через горные леса. Сам он шёл с передовым дозором, и царило у нас полное молчание. Не потому, что идти по горным стёжкам-дорожкам было тяжело, а просто на всех внезапно снизошло очень серьёзное настроение.

Не знаю, как остальные, а я вновь и вновь обдумывал свой поступок. В смысле — то, что я сам пошёл на помощь незнакомым людям и веду в сражение своих друзей. И не есть ли это признак сумасшествия?

Если честно, я так ни до чего определённого и не додумался. Может, и успел бы, но шагать в самом деле было трудно, и я скоро отключился от отвлечённых мыслей, сосредоточившись на дороге. Как это часто бывает, в мозгах засела одна строчка: «На палубу вышел, а палубы нет — её кочегары пропили!» Она и крутилась там, как магнитофонная лента, склеенная в кольцо.

Начало резко смеркаться — как раз когда мы выбрались на какой-то перевал. И в сумерках увидели впереди цепочку огней — частую и широкую, дугой охватывающую подножье скал.

— Мы здесь были, — тихо сказал Альхимович, догоняя меня, — только выходили с другой стороны.

А через секунду и Ян сказал:

— Это наша крепость.

Определить расстояние до ночных огней было трудно. Они казались близкими, но что уж я знал точно — так это насколько обманчивы ночные расстояния на свет. Однако Ян расстояние знал:

— Тут восемь километров, — пояснил он, сбрасывая наземь плащ. — Сейчас, наверное, надо отдохнуть, князь. А действовать перед рассветом. Тут негры не появятся, они не знают тропы на перевал.

— Хорошо, — кивнул я, снимая вещмешок. — Огня не разводим.

— Замёрзнем, — подал голос Олег Фирсов.

— Ничего с нами не сделается, — возразил Саня, — сплошная романтика… Ужинать будем?

— Непременно, — отозвался я, — и как можно плотнее. А в следующий раз поедим у чехов… Ян, ваши нас накормят?

— Конечно, — серьёзно сказал чех. — Вы же идёте сражаться вместе с нами…

…Мы пожевали запасы, взятые с собой, буквально запихивая в себя еду — есть никому не хотелось — и начали укладываться. Часовых я решил не выставлять — зачем? Лучше пусть отдохнут до утра. Завтра будет интересный день.

Я поймал себя на этой ироничной, нехарактерной для меня мысли, уже когда завернулся в одеяла и улегся рядом с остальными. Возились недолго — за последние шесть часов все очень устали, да и настроение не было говорить, тем более — шутить.

Я думал, что не усну. Или, во всяком случае, засыпать буду долго… но самом деле я просто выключился, едва натянул верхний край второе одеяла на лицо на манер капюшона.

Мне снилось, что я стою на кирсановской автобусной станции, одетый совершенно так же, как сейчас, с оружием… Вокруг — пусто, и улица пустынна, только ветер кружит на подъездной дороге клочки бумаги и тёплую пыль. Вроде бы лето. А потом подходит пустой автобус без водителя, двери открываются бесшумно, и машина замирает этим проёмом прямо передо мной.

Внутри по-прежнему пусто. Солнечно.

И — страшно.

Я проснулся от холода, беспощадно забиравшегося под одеяло. Было ещё совсем темно, только светили звёзды. Многие уже поднялись и жевали завтрак.

— Проснулся? Доброе утро, — Сергей протянул мне длинную полоску копчёного мяса. Меня трясло от пронизывающей свежести, но, когда я сбросил одеяла, дрожь постепенно стала проходить.

— Может, мы что-то не то делаем, а? — тихо спросил я Сергея, принимая мясо.

— Ты думаешь о том, что мы можем погибнуть? — проницательно поинтересовался он, жуя свою порцию.

— Я думаю о том, что мы можем погибнуть, — согласился я и передёрнулся.

— Здесь или где-то ещё, сейчас или потом… — Сергей пожал плечами и вытер руку о шуршащую палую листву. — Что же теперь — спрятаться в какие-нибудь болота и сидеть там?

— Ты уверен, что это не лучший выход? — напрямик спросил я.

Сергей ответил не сразу. Он потянул из ножен свой палаш и положил его на ладонь, любуясь сумрачным блеском лезвия.

— Никто не скажет, что я струсил, — тихо проговорил он наконец. — Я не знаю, сколько мне придётся тут прожить, но я хочу жить, а не прозябать. Если бы ты позавчера решил не идти, я бы ушёл сам.