Владимир Максаков - Глубокий рейд. Записки танкиста

Танки Кобцева уже смяли проволочные заграждения, оставляя за собою широкие проходы. Вскоре проскочили проволоку и все другие машины.

— Будет чем нас вспомнить фашистам после такой работы, — кричал во все горло командир танка Климашин. Он сам был у орудия и с каким-то особым удовольствием, досылал снаряды один за другим в казенник. Башенный стрелок Грицаев, стоя на корточках на боеукладке, подавал снаряды своему командиру.

Пятерым человекам в машине очень тесно, особенно при такой перегруженной боеукладке, где каждый сантиметр и без того небольшого свободного пространства использован под снаряды и диски, гранаты и цинки с патронами. Зато заряжающему — гораздо удобнее: не нагибаясь можно получить снаряд, без задержки дослать его в казенник, во-время сменить на спаренном с пушкой пулемете диск да выбросить вон из гильзоулавливателя отстрелянные, дымящиеся и горячие гильзы. Правда, без брезентовых перчаток их невозможно взять в руки.

Выстрелы следовали один за другим. Дым от сгоравшего пороха не успевал выходить через ствол пушки и частично выбрасывался вместе с отстрелянной гильзой в башню, наполняя боевое отделение танка таким смрадом, что дышать становилось все труднее. Хотя люки башен оставались открытыми и работал мотор-вентилятор, через несколько минут такой бешеной стрельбы лица становились черными и копоть набивалась в нос, уши, рот.

Машины, часто меняя курс, лавировали между вражескими окопами. Из блиндажей в наши танки полетели гранаты. Десантники стали нести потери.

Кобцев проскочил уже первую линию обороны и стал заходить вражеским танкам во фланг. К этому времени вся группа прорвалась через первые траншеи и шла прямо в лоб на танки противника, которые, ворочая пушками в разные стороны, выпускали снаряды то по атакующим их, то по машинам Кобцева. Потеря драгоценных секунд в таком бою могла быть гибельной.

Правофланговым у Кобцева шел танк младшего лейтенанта Петрищева. Это была первая его атака.

У многих идущих впервые в бой получалось все не так, как у тех, кто прежде побывал в атаках. Менее опытные вели машину неуверенно, часто «оглядываясь» на соседей. Их танк рыскал по сторонам или, задраив люки, несся без оглядки вперед, далеко оставляя позади себя боевые порядки подразделения. «Вертолеты!» — посмеиваясь, называли их старички.

Танк Петрищева шел хорошо, и даже опытный глаз не заметил бы, что экипаж целиком состоял из новичков, впервые участвовавших в прорыве переднего края противника.

Петрищев, выжимая из машины все, что можно было от нее взять, на широком повороте стал заходить во фланг фашистского танка, стоявшего в глубоком капонире.

Фашист частыми, но почти неприцельными выстрелами оборонялся от приближающихся к нему с фронта танков. Но он еще не замечал надвигающейся опасности с фланга. Расстояние быстро сокращалось. Петрищев не вел огня, видимо, чувствуя, что на такой скорости в танк, скрытый в капонире, не попадешь.

«Молодец, Петрищев, — любовался я умелой работой молодого офицера. — Первый раз в атаке, а уже какая выдержка, расчет! Нужно будет на него обратить внимание, помочь ему разобраться кое в чем, и из него скоро выйдет хороший командир взвода».

Вражеский танк бил по машине Петрова. Болванка, скользнув по лобовой части его танка, чуть выше шаровой установки, буравя воздух, почти вертикально взвилась ввысь. В тот же момент рявкнула пушка петровской машины.

Перелет. Снаряд разорвался метрах в пяти позади танка врага. Машина шла по неровностям, и попасть с хода в цель было очень трудно. Но вот гитлеровский наводчик заметил танк Петрищева, летевший на всем ходу прямо на его машину. Он резко рванул рычаг поворота башни, когда танк Петрищева был уже в десяти метрах, и выстрелил в упор. Болванка попала под кромку люка механика водителя и вырвала люк из гнезда. Вспыхнуло в разорванных баках горючее, высоко взметнувшееся пламя осветило поле боя. Из люка показалась голова башнера. Видимо, сильно контуженный, он с трудом высунулся по пояс, но не успел еще перевалиться за борт, как автоматная очередь фашиста, сидевшего в щели впереди танка, прошла по груди сержанта. Наполовину свесившись с башни, он так и остался висеть на танке, охваченном пламенем. Десантники, отбиваясь гранатами, отходили назад.

Из люка машины больше никто не показывался. Не теряя надежды увидеть еще кого-либо, я всматривался через прицел в пылающий танк, на мгновение забыв обо всем, что происходит вокруг. Я чувствовал, что задыхаюсь, словно в один миг вытянуло из башни весь воздух и в танке осталась лишь гарь, жгущая горло, разрывающая грудь.

Как мы ни привыкли ежедневно видеть смерть, как ни готовы были к ней сами, а эта потеря была для меня особенно тяжела. Петрищева я узнал совсем недавно и за этот короткий срок успел полюбить его как товарища по роте, как офицера и просто как человека, тихого и застенчивого. Может быть, потому еще любил я Петрищева, что он был у меня в роте самым молодым командиром, и забота о его росте лежала целиком на мне. В перископ я видел только вырывающиеся из люков зловещие языки пламени.

— Товарищ командир, — кричал Грицаев, дергая меня за ногу.

— В чем дело?

— Стреляйте! Сейчас и нам влепит в бок!

Наш танк был совсем близко от танка врага, подбившего машину Петрищева.

— Закиров, нажми! Бей лобовой трубой!..

Пушка немецкого танка круто развернулась в нашу сторону. Но, видимо, нервы у фашиста сдали и, разворачивая башню, он много перебрал в сторону. Когда же гитлеровец стал ручной наводкой доводить орудие, было уже поздно, — с лязгом врезался наш танк в башню вражеской машины. Хобот орудия скользнул по скосу лобовой части танка, и башня, вместе с сидевшими в ней фашистами, отлетела в сторону. Одной гусеницей наша машина прошла по крыше изуродованного танка, второй по брустверу капонира. Промчавшись, я развернул пушку и выстрелил бронебойным по мотору обезглавленного танка. Еще минуту назад изрыгавший смерть фашистский танк вспыхнул и превратился в огневой столб.

«Это первый взнос по расчету за твою гибель, друг Петрищев, и за гибель твоих товарищей!» — подумал я.

Некоторые танки врага вели огонь по машинам Кобцева и Петрова. Другие, против фронта которых наступали Решетов и Лопатин, всю массу огня обрушили на них.

В наушниках на мгновение прекратился треск.

— Москвин, почему не работает радия? — тревожно спросил я.

— Уже все в порядке, товарищ старший лейтенант, — ответил по ТПУ радист, — лопнули от удара два предохранителя. Теперь готово, заменил.

Вдруг сильный удар потряс корпус танка. В машине погас свет. Я еле удержался на сидении, стукнувшись головой о предохранительный щиток пушки, но мягкие пробковые ребра шлема ослабили удар.