Владимир Максаков - Глубокий рейд. Записки танкиста

Когда я вошел в землянку, в лицо мне ударило густой волной сизого махорочного дыма. Во время работы часто некогда бывает и покурить. Зато здесь, на «вечорке», как прозвали солдаты наши дружеские встречи, курили все отчаянно много, так что иной раз в землянку страшно было заглянуть. Но никто, кроме фельдшера Никитина, которого все называли доктором, не видел в этом ничего особенного. Только Никитин всегда приходил в ужас от махорочного дыма и обвинял замполита в санитарном невежестве, ругал его за то, что он позволяет людям отравляться в такой атмосфере. А за здоровье их он, Никитин, несет-де полную ответственность.

Однажды, когда мы переехали на новое место и еще не успели разместиться, наш доктор в сопровождении своего санитара Чечирко, несшего большую саперную лопату, подошел к замполиту и серьезно спросил:

— Ты где будешь размещаться, Иван Федорович?

— Вот в той землянке, — указал Кудряшов, удивленно посмотрев на Никитина. — Зачем это тебе знать понадобилось?

— Затем, что я не хочу больше допускать, чтобы люди по вечерам задыхались в дымище. Иди, Чечирко, делай, как приказано, — сказал он санитару.

Чечирко влез на землянку и начал разрывать землю над настилом.

— Что ты делаешь? — возмутился Кудряшов. — Хочешь, чтобы я жил в землянке без крыши?

— Не беспокойся. Крыша останется на месте, если, разумеется, выдержит Чечирку — невозмутимо ответил доктор.

— Что же он там делает?

— Обыкновенную форточку, — сказал Никитин. — С этих пор такое несложное усовершенствование будет обязательным для солдатского «клуба».

Я снял полушубок и подошел поближе к печке, погреться. Здесь воздух был чище, табачный дым тянуло в печку и форточку, сооруженную по системе Чечирки рядом с дымоходом.

Как всегда в таких случаях, Кудряшов был в окружении солдат. Кроме постоянных его слушателей, здесь находились автоматчики и связные. Один из них своим испуганно-сосредоточенным выражением лица напоминал мне кого-то очень знакомого, но я никак не мог вспомнить, кого именно. Рядом с ним сидел мой старый знакомый Овчаренко. И вдруг я вспомнил: да ведь сосед Овчаренки — Величко. Сейчас разговор, правда, шел не о нем, но Величко напряженно вслушивался в каждое слово замполита:

— …Под самым ожесточенным огнем он вылез из люка и сполз по броне танка на землю. Между вздыбленной подбитой машиной и дотом оставалось не больше двадцати метров…

Кудряшов нагнулся к печке и достал уголек. Перебрасывая его из ладони в ладонь, он прикурил самокрутку, затянулся и, как бы видя перед собою все, о чем рассказывал, весь подался вперед.

— …Это расстояние он решил преодолеть во что бы то ни стало, чтобы связку гранат и тола бросить в самую амбразуру дота. Мы наблюдали за этим поединком человека с огнедышащим железобетонным колпаком. Нам было ясно, в таком положении находился отважный командир танка, приближаясь к доту. Пулеметы его подбитой машины и орудие с оторванным стволом не могли оказать смельчаку огневой поддержки. И вдруг видим, механик-водитель тоже выбрался через свой люк и, словно ящерица, быстро пополз вслед за своим командиром.

— Тоже с гранатами? — спросил Овчаренко.

Кудряшов посмотрел в сторону Закирова, как бы ожидая ответа от него. Но тот молчал.

— …Кажется, у него была в то время одна граната, но он едва ли думал о ней…

Закиров молча кивнул головой.

— И вот, метрах в десяти от амбразуры, командир танка, приподнявшись на колено, швырнул связку в амбразуру, и над дотом поднялся черный гриб дыма, щебня и земли. В черноте этой оседающей массы было видно фигуру водителя, быстро движущегося к месту, где лежал бесстрашный командир. Под прикрытием пыли старший сержант… он еще не был тогда старшиной, — кивнув в сторону Закирова, перебил сам себя Кудряшов, — старший сержант Закиров вынес с поля боя смертельно раненного командира. В момент броска связки гранат пулеметная очередь из дота прострочила смельчака, совершившего подвиг. Пули разорвали ему легкое и навылет пробили грудь под самым сердцем.

Лежа на руках Закирова, он последний раз обвел взглядом всех нас и, крепко сжимая руку своего боевого товарища, закрыл глаза…

С минуту все сидели молча.

— Да, вот так благодаря подвигу командира танка дот был подавлен. Пехотная часть штурмовала высотку и заняла ее.

— А твой танк, Закиров, так и остался там? — спросил Овчаренко.

— Зачем остался? Его ремонтировали, заменили пушку, и вот я опять на нем воюю.

— Так вот, товарищи! Память о наших героях и боевые традиции мы должны свято хранить и множить. Пусть среди нас никогда не будет трусов. Пусть каждый сумеет с честью нести звание советского танкиста. И пусть, товарищи, по примеру таких, как Закиров, мы будем готовы с риском для жизни выручить своего командира из любой беды. По примеру таких, как этот наш лучший механик-водитель, мы будем заботиться о боевой технике. Она доверена нам нашим народом, который не жалеет ни сил, ни средств для обеспечения победы над врагом.

А ведь у нас еще не все хорошо относятся к своему оружию. Вот я посмотрел сегодня машину младшего лейтенанта Аксютина. Сам он был на рекогносцировке, а его башнер Карпухин в отсутствие командира не додумался привести боеукладку в порядок. У него в боевом отделении все разбросано, как у плохой хозяйки на кухне.

— Да он, товарищ замполит, известный неряха, — сказал Семенов, недружелюбно посматривая на своего соседа. — Пока командир не прикажет, сам никогда ничего не сделает.

— Я к чему это говорю, — продолжал Кудряшов. — Некоторые у нас считают, что это мол пустяки, мелочи. Мы-де способны на большие дела, к самому черту в пекло не боимся пойти и жизнь в копейку не ставим.

— А зачем нам в рейде такие нужны? — запальчиво выкрикнул сержант Алимов.

— Правильно, Алимов, — сказал Кудряшов, — в таких воинах мы не очень нуждаемся. Хороший солдат не бросается своей жизнью налево и направо, а высоко ее ценит, и если уж умирать придется, то жизнь свою дешево врагу не отдаст. Чтобы хорошо воевать и с успехом бить врага, нужно не ожидать каких-то особых приказаний командира там, где и без того все понятно. Сметка нужна и любовь к своему делу.

— Кто будет таким, как Карпухин, — сказал Алимов, — пусть узнает его мать об этом, в деревню сообщать будем, жинке его и батьке напишем: плохо воюет, зачем такого в армию давали!

— Верно! Пусть из родной деревни письмо в ответ пошлют, срамить его станут.

Долго еще не расходились. Кудряшов рассказал, как работают сейчас в тылу наши люди, как они иной раз сутками не отходят от станков на заводах, готовят для нас танки, орудия, снаряды, как ткачихи ткут на фабриках полотно, чтобы одеть свою армию.