И. Глебов - Подвиг продолжается

На столе лежала справка Внуковского аэродрома, в которой значилось, что 6 сентября 1960 года из Москвы в Адлер вылетела гражданка Малинина.

— Трудно судить, она ли, — скептически заметил Алексей. — Ни имени, ни отчества.

— Э-э, друг хороший, ты хочешь, чтобы в маршрутный лист писали всю биографию пассажира, да еще характеристику месткома прикладывали? А вот еще, — Иван Гаврилович достал из сейфа два листка. — Взяли в отделении связи при Казанском вокзале.

Это были подлинники телеграмм, посланных из Москвы в Сыртагорск за подписью «Вера».

Образцы почерков Малининой и Лещевой Алексей имел при себе и хорошо их помнил. Тексты были написаны рукой Лещевой.

«Почему она подавала телеграммы? Где была Вера?»

Иван Гаврилович прервал размышления Русова:

— Пока не ломай голову. Малинина могла торопиться в аэропорт и попросить Лещеву дать телеграммы. Тут ничего особенного нет. Самое главное теперь — установить, она ли вылетела в Адлер? И тут ты не беспокойся. Возьму на себя и сейчас же запрошу Сочи, чтобы проверили по санаториям.

— А если она живет там «дикарем».

— Должна же была где-то прописаться.

— Должна, должна, — в раздумье проговорил Алексей, стараясь погасить вспыхнувшую вдруг тревогу. «Почему Вера поехала не в Заполярье, как собиралась, а на юг?» — подумал он.

...Гостиница. Свет в комнате выключен. Мирно посапывает сосед по номеру, а Алексею не спится. Чтобы отвлечься, он старается думать о доме, о предстоящем отпуске, который намеревается провести вместе с женой и сыном в деревне у тещи.

Алексей поднимается с постели, подходит к окну. Мириады огней — голубых, розовых, зеленых; по асфальту улиц снуют автомобили, проходят люди — парами, толпами. Город, кажется, ничуть не угомонился.

«Можно и в Москву съездить, — думает Алексей. — Машенька не бывала в столице, пусть посмотрит, и Андрюшка покатается в метро. Только мне не хочется сюда, а одних не пустишь. Они, пожалуй, затеряются в этом огромном скопище домов и людей... А вот Лещева с Малининой не затерялись, и даже следы оставили, только проку от них пока еще мало. Может, вот здесь, по этой улице, или там, около вокзала, шли они с вещами? Хотя Малинина улетела, шла одна Лещева. Сколько же при ней вещей было? Она получила три места... Не отправляла ли она вещи багажом? Это надо проверить».

Через минуту он уже опровергал свое предположение: «Зачем ей отправлять вещи, когда Малинина, несомненно, забрала свой чемодан?».

И все-таки Алексей не мог уснуть, пока твердо не решил, что завтра же проверит свою догадку.

В багажном отделении вокзала полная женщина в темно-синем халате достала с полок толстые подшивки документов.

— Вам только за шестое?

— Да. Пока за шестое.

Она сильным движением грузчика, привыкшего иметь дело с тяжестями, швыряет пачки на пол. Русов берет одну, читает на обложке: «6 сентября». Садится, развязывает, принимается листать.

Проходит час, другой. А в голове Алексея противоречивые мысли: «Зачем я ломлюсь в открытую дверь? Если Лещева ехала дальше одна, то нужно ли было ей отправлять вещи багажом? Два места на одного пассажира — нормально. А если Малинина ехала с нею, то тем более...» И Алексей доволен, что не находит того, чего так старательно ищет.

Но вдруг на одной из квитанций он видит:

«Лещева А. И. Станция назначения — Репная Юго-Восточной железной дороги. Одно место».

«Вот это да-а! Вот это находка! — ликует Алексей, но сразу же задает себе вопрос: — А что она даст?»

Действительно, что это значит? Или свой чемодан мешал Лещевой, и она его отправила, или у нее оказался еще какой-то?

Ясно пока одно: Лещева из Москвы поехала в Богдановку к бывшему мужу. Стало быть, и путь Алексея лежит туда же.

До свидания, Москва прекрасная, Москва сутолочная!

Когда поезд тронулся, Алексей с досадой подумал, глядя из окна на отдаляющееся здание Казанского вокзала: «Как все-таки бестолково... Ни в театр не сходил ни в музей, ни в Лужники не съездил». Правда, он спешил в Богдановку и в Москве, собственно, был проездом. И все-таки: прожить в столице пять суток и никуда не сходить — верх невезения!

В поезде во время вынужденного безделья можно предаваться и деловым размышлениям, и мечтаниям. Русов дремлет на верхней полке. Мысли у него легкие, как облака: приедет он в Богдановку, разыщет Петра и его супругу Анну Ивановну. Только теперь она не Лещева, а Шорц, потому-то адресное бюро и не подтвердило прописку. Живут они мирно, в согласии: уже немолодые, пора и за ум взяться. Они расскажут занятную историю про Веру Малинину, дадут ее новый адрес. Алексей, конечно, быстро найдет ее, и все кончится самым благополучным образом.

О людях всегда хочется думать хорошо. И в каждой истории ждешь счастливого конца.

Остановив попутную машину, Русов направился в поселок Богдановку. Немолодой шофер неторопливо рассказывал ему:

— Тут везде камень добывают. Карьеры. Поселок молодой. Только выстроили его черт те где — на бугре, когда речка рядом. Красоту им, что ли, надо было. Никак не пойму. Будто в старину люди меньше соображали, когда строились около воды.

Поселок не только молодой, но и растущий. Шлакоблочные двухэтажные здания городского типа выглядят великанами среди маленьких домиков, побеленных на украинский манер. Под окнами и вдоль заборов тополя и акации, а во дворах фруктовые деревья. Некоторые хатки буквально тонут в густых зарослях.

Алексей шагает по улице, разыскивает дом, в котором живет Шорц. Но вот беда, на многих домах совсем нет дощечек с номерами, или их не видно за густой зеленью. И как тут почтальон разбирается!

Около магазина на скамейке сидят две пожилые женщины, о чем-то судачат. Алексей здоровается, садится рядом. Начинается разговор о том, о сем, о погоде, о ценах на базаре. Однако собеседницы оказались с другой улицы и не знают, как здесь идут номера домов.

У забора покуривает высокий худощавый парень, прислушивается к разговору. Когда женщины ушли, подсел к Русову.

— А вы, простите, кто будете? — спросил он с добродушным любопытством.

— Я-то? Приезжий.

— Откуда?

— Из Саратова, — не задумываясь, ответил Алексей.

Парень помолчал, подумал и принялся объяснять, как идут номера.

Вот и дом № 22, широкий, приземистый, с тремя окнами на улицу. Ни во дворе, огороженном высоким штакетником, ни в окнах дома Алексей никого не приметил. Прошел мимо. Сразу заходить не решился: предосторожность не помешает.

Выручила девочка лет шести. Она чертила классы на притоптанной земле.