Луи Буссенар - Приключения парижанина в Океании

— Полно, Пьер, ты явно преувеличиваешь…

— Да нет. Я потратил не знаю сколько лет, чтобы выучить назубок то, что должен знать боцман. И уложилось это у меня в голове только потому, что иначе невозможно было бы работать. Когда же я попробовал сунуть нос в книги, где говорилось о вещах мне далеких, я, простите, ничего не понял. Но вот что интересно. Когда ты мне это растолковал, все стало понятно и все у меня здесь осталось, — сказал бретонец, касаясь пальцем головы.

— Мне очень мало что известно, дружище. На свете столько вещей, о которых я и понятия не имею. Даже неловко слушать, как ты меня хвалишь… Хочешь знать, как я все это выучил? Бог мой, проще простого. К семнадцати годам, до того как пристраститься к путешествиям, я уже перепробовал множество профессий, но ни одна из них не пришлась мне по душе. К этому времени, познакомившись со всеми фонтанами Парижа, потому что водой из этих фонтанов приходилось запивать хлеб, я вдруг увидел в театре Порт-Сен-Мартен спектакль «Вокруг света в восемьдесят дней» и совсем потерял голову. Я приехал в Гавр, имея сто су в кармане, с желанием совершить кругосветное путешествие, как герой Жюля Верна. Невероятно, но это мне удалось.

Сначала я был помощником кочегара на океанском пароходе, потом кочегаром, потом нанялся на грузовое судно и попал в плен к каннибалам на берегах реки Огове во Французской Экваториальной Африке. Проделав пешком уж не знаю сколько тысяч километров по этому загадочному континенту, я оказался в компании торговцев невольниками. Мне удалось пересечь всю Южную Америку, побывать в аргентинской пампе [63] Пампа (пампасы) — субтропические степи в Южной Америке, главным образом в Аргентине. (Примеч. перев.) . Меня пытались повесить, утопить в лагунах… Спасаясь от краснокожих, я, сам соорудив аэростат, преодолел Кордильеры. Я взбирался на реи, ездил на лошадях, сражался с пиратами…

— Почему же ты сказал, что это проще простого?

— А вот, слушай дальше. За время своих странствований по нашей земле я приобрел трех друзей. Трех настоящих друзей: господина Андре, доктора Ламперьера и господина Буало. Кроме того, я нашел брата в твоем лице и сына в лице нашего маленького чернокожего принца… И вот мне захотелось привести в порядок свои воспоминания, но я не знал, с чего начать. И тут на помощь пришел господин Андре. Велев на время позабыть обо всем, он поставил передо мной глобус величиной с большой мяч, дал в руки хороший учебник географии и сказал: «Принимайся за работу». Так я начал учиться.

Ну и дырявая была у меня голова! Боясь неуспеха, я тайком стал заниматься еще и по ночам: заткнув уши, ставил перед собой книгу и, облокотившись о стол, заучивал наизусть слово в слово проклятый учебник. Дурацкая работа… Нет, я не то хотел сказать, работа не может быть дурацкой. Просто мне казалось тогда, что это — бесполезная трата времени. Но я ошибался.

В скором времени я стал невольно задумываться, стараясь понять смысл заученных мною слов. Затем дошла очередь и до глобуса. Я брал каждый квадрат, образованный пересечением меридианов и параллелей, заучивал все названия, которые находились в этих квадратах, запоминал контуры берегов, течение рек, расположение гор и государственных границ. Это была настоящая китайская грамота, но я все-таки справился и с глобусом.

Господин Андре, взявший на себя роль моего учителя, отличался редким терпением. «Фрике, закрой теперь учебник, повернись спиной к глобусу и по памяти начерти маршрут своего кругосветного путешествия», — сказал он мне однажды. Какой ужас! Даже чуть было не попав на вертел, я не был так растерян. Смущение мое не знало границ, но добрая улыбка господина Андре придала мне храбрости. Схватив чистый лист бумаги и карандаш, я постарался изобразить меридианы и параллели и указать те места, где мне довелось побывать.

Не могу сказать, сколько времени ушло на эту работу. Может быть, час, а может быть, целый день, не знаю. Когда я кончил, господин Андре все еще продолжал улыбаться. Меня же буквально трясло, как в лихорадке. Он взял мой чертеж, внимательно изучил его, протянул мне руку и сказал «спасибо» каким-то странным голосом. Можно было подумать, что он у него дрожит. «Благодарю тебя, Фрике. Ты доставил мне огромную радость, нечасто приходится такое испытывать». Знаешь, меня не так просто растрогать, но я был растроган: мне захотелось заплакать.

Это было два года назад, Пьер. Я не забыл слов моего учителя, они стали для меня лучшей наградой. Нет ничего удивительного, что благодаря упорным занятиям я смог приобрести кое-какие знания…

Оба друга, предавшись приятным воспоминаниям, утратили бдительность. Но тут сухой звук, звук упавшего величиной с кулак камня, вернул их к действительности.

— Как вам это нравится? Камни в наш огород! — воскликнул парижанин, никогда, даже в минуту опасности, не терявший чувства юмора.

Второй базальтовый камень просвистел совсем рядом и упал где-то в бухте. Человек десять островитян, воинственно размахивая копьями, вышли из леса и остановились шагах в сорока от друзей. Пьер Легаль спокойно поднял брошенный в них первый камень, вытянул руку и резким движением так ловко отправил камень обратно, что тот упал посреди группы.

— Хоть это оружие вам хорошо известно, мои славные друзья, не вам состязаться со мной в ловкости. Будучи еще безусым юнгой, я не имел себе равных в бросании камней.

«Друзья», как назвал их Пьер, посовещались с минуту и, убедившись, что у белых нет более опасного оружия, бросились на них, выставив вперед свои копья. Но моряки одновременно выхватили свои абордажные сабли и, встав спиной к спине, приготовились к бою — великолепный маневр, который должен был сорвать всякую попытку их обойти.

— Осторожно! Раз… Два… — проговорил бретонец, вертя в руках свою саблю, в ту минуту, когда группа чернокожих набросилась на них.

— Раз… Два… — отозвался Фрике.

Послышался звон металла, и четыре костяных наконечника упали на землю, а бесполезные теперь древка остались в руках озадаченных воинов.

— Ну что, получили?

— Вот мы какие!

— Кто следующий?

Ловко работая сверкавшими на солнце саблями, французы выбили из рук туземцев их «алебарды», не нанеся при этом им самим ни одной царапины.

— Ну что же, ребятки, — воскликнул Фрике с издевкой, — если у вас лишь эти камешки, которыми только сливы сбивать с деревьев, да рыбьи кости, насаженные на жерди, незачем было объявлять войну. Тем более, как вы видите, мы — славные парни и если бы вдруг захотели отрубить вам руки, это не составило бы для нас большого труда. Так и быть, отправляйтесь домой, будьте умниками и дайте нам спокойно закончить наши дела.

Нападавшие, удивленные этим потоком слов и потрясенные оказанным им сопротивлением, удалились, злобно ворча.