Виктор Точинов - Остров без сокровищ

Как бы то ни было, в середине лета 1745 года к сквайру Трелони пришел доктор Ливси. И потребовал денег – не для себя, для святого дела восстановления законной династии…

Сквайр Трелони был шокирован.

Он был шокирован…

За четверть века Трелони привык распоряжаться и поместьем, и приносимым им доходом, как своими собственными. Нет, умом он понимал, что во Франции живет законный владелец, способный предъявить права после смены власти или после амнистии якобитам… Но годы шли, власть не менялась. Никто не предъявлял права.

Счет в банке рос – откладываемый доход поместья за вычетом десятой части Трелони. Эти деньги, лежащие мертвым грузом, раздражали… Банковский процент казался мизерным по сравнению с тем, что зарабатывали люди на торговых операциях с Африкой, с Ост-Индией и с Вест-Индией. Один удачный рейс к Невольничьему берегу мог округлить капитал больше, чем десять лет хранения на банковском депозите.

Но деньги были чужие… Их могли потребовать в любой момент. А невольничий корабль мог угодить в шторм и отправиться на дно, мог попасться французскому или испанскому каперу.

Прошло пять лет. Деньги никто не потребовал. А рядом – совсем рядом, не надо даже плыть на Невольничий берег или в Ост-Индию – творилось безумие под названием «Компания южных морей». Люди продавали и закладывали последнее, покупали акции, – и через пару месяцев удваивали капитал.

Рискнул и он. Рискнул чужими деньгами. Не очень большими – затянув потуже пояс, за два-три года смог бы возместить ущерб из своей доли дохода.

Возмещать не пришлось. Акции, купленные по сто семьдесят пять, месяц спустя шли по триста тридцать… Он поспешил продать свой пакет, такое безумие не могло длиться вечно. Доход от проданных акций составил семь тысяч фунтов. Семь. Тысяч. Фунтов. Просто так. Почти не сходя с места… Прошло еще три недели, и он горько жалел, что поспешил с продажей – цена перевалила за пятьсот. Еще неделя – пятьсот пятьдесят.

Он не выдержал. Он вложил всё – всё своё и всё чужое. Он чутко выжидал момент, когда надо будет выскочить из несущегося к пропасти дилижанса.

Не успел… Едва цена достигла тысячи, решил – пора, грех испытывать судьбу дальше. На беду, так решили очень многие и почти одновременно. Магическая цифра с тремя нулями подействовала на толпу странным образом – как удар колокола, предупреждающий: торги заканчиваются. Все бросились продавать и цена акций падала так же стремительно, как до того росла…

Кое-что потом удалось спасти – тридцать фунтов за акцию стофунтового номинала, но покупал-то он уже далеко не по номиналу… Спасал не он, поверенные, Трелони покинул Англию с жалкими остатками капитала, не дожидаясь, когда его фамилия появится в газетах – очередной строчкой в бесконечных списках банкротов.

Антилы… Барбадос… Полвека назад туда ссылали «белых рабов», мятежников Монмута. Он сослал себя сам. Надо было как-то жить, чем-то заняться… Он стал арматором, вложил на паях остаток денег в снаряжение приватира, крейсировавшего вдоль Мейна. Дело оказалось не слишком прибыльным, но позволило сводить концы с концами. Несколько раз выходил в море сам, где-то в глубине души еще жила юношеская тяга к приключениям… Приключения оказались скучноватыми. Капитан приватира, м-р Стейн, излишний риск не жаловал. Никаких жарких канонад, никаких абордажей… Призами становились суда, не способные сопротивляться.

Последние три года в море не выходил. Пристрастился к рому. Письмо из Англии пришло неожиданно – как-то нашло его, пространствовав чуть ли не год по Новому Свету. Вскрыл – и изумился. Управляющий докладывал, что дела идут хорошо, интересовался планами хозяина насчет возвращения…

Он вернулся. С опаской, подозревая какую-то ловушку… Ловушки не оказалось. Никто за все годы не явился за деньгами, поместье приносило доход, счет в банке исправно пополнялся… О нем словно забыли.

Он не верил в забывчивость и попытался, как мог, залатать прореху, пробитую в чужом капитале проклятыми «Южными морями». Вкладывал деньги в предприятия, не сулящие баснословных прибылей, но безусловно надежные. Отчасти преуспел, но дефицит был еще очень велик, когда в Сомерсетшире объявился Ливси…

Деньги надо было отдавать. Денег не было. Вернее, были, но значительно меньше, чем требовалось отослать Претенденту.

Он сделал, что мог. Взял несколько займов – аккуратно, не слишком больших, не давая поводов к пересудам. Повысил расценки для арендаторов, до сих пор пользовавшихся большими льготами. Мобилизовал деньги еще из нескольких источников.

Все равно не хватало. Ливси, согласившийся подождать разумный срок, начал терять терпение, когда старый моряк с сабельным шрамом на щеке предложил сквайру поучаствовать в совершенно безумной, на первый взгляд, затее: в поиске сокровищ, зарытых на острове в далеких морях…

С самого начала любого вдумчивого читателя смущает титул Трелони – сквайр (эсквайр). На самом деле это фактически отсутствие титула. Эсквайр в Англии – как частица «де» перед фамилией у французских дворян, или «фон» у немецких, или «из» у чешских… То есть сквайр – дворянин, имеющий герб, но не имеющий никакого титула. Не граф, не виконт, не барон… Не лорд, пользуясь собирательным английским термином. Низшая ступень английского дворянства, мелкопоместный джентри.

А ведь Трелони богат… Он покупает и снаряжает «Испаньолу» – сам, за свой счет, без поиска спонсоров, готовых финансировать рискованное предприятие. И не считает расходы большими, пишет в письме: «она досталась нам буквально за гроши». Слово «нам» заставляет предположить, что в случае успеха поисков другие участники – Хокинс и доктор – должны были возместить из своих долей часть расходов; но до тех пор сквайр все оплачивает единолично.

Интересно знать, сколько эти «гроши» составляют в денежном эквиваленте? Очень приблизительно оценить затраты сквайра можно следующим образом: во время Войны за независимость (т. е. спустя примерно тридцать лет) снарядить в Новом Свете приватир сравнимого с «Испаньолой» тоннажа стоило около 50 000 пиастров, или мексиканских долларов.

Сравнение не совсем корректное – на приватире такого класса экипаж составлял не менее сотни человек, на случай абордажных схваток, выделения призовых команд и т. д. «Испаньола» же отплыла из Бристоля, имея на борту двадцать семь человек (то есть пришлось закупать меньше провианта и прочих припасов, меньше выплачивать подъемных матросам) К тому же, хоть темпы инфляции в восемнадцатом веке были значительно ниже, чем в двадцатом, цены за тридцать лет наверняка несколько повысились.