Робер Мерль - Остров

— Или они тебя, или ты их, — процедил сквозь зубы Смэдж.

Помертвевши от страха, он сидел скрючившись, нижняя губа отвисла, а из — под серых прядей волос, падавших на лоб, тревожно поблескивали бегающие крысиные глазки.

— Вам ответил Смэдж, — произнес Мэсон.

— Это как сказать! — заметил Маклеод, приоткрыв глаза. -

Ответил и не ответил.

Подняв с земли ружье, он встал, медленно выпрямился во весь рост, потянулся, небрежно оперся на ружье и обвел матросов взглядом. Узкие штаны обтягивали его сухопарый зад, и под белой засаленной фуфайкой — он один из всех островитян ходил в фуфайке — четко вырисовывались ребра. Так он стоял, презрительно щурясь, расставив для устойчивости ноги, и еще больше, чем когда-либо, походил на скелет, на ухмыляющийся череп. Прежде чем заговорить, он выдержал эффектную паузу. Все взоры устремились к нему. Один лишь Мэсон демонстративно повернулся спиной к Маклеоду и приложил к глазу подзорную трубу.

— Так вот, — начал Маклеод, — я сказал, что Смэдж не ответил, и могу это доказать. Он не ответил, потому что дал уклончивый ответ. Мне плевать, придется нам резать парней с фрегата и капитана в придачу или нет. Но, как я уже вам докладывал, не в этом дело, а дело вот в чем, уважаемые: фрегат спустит свою шлюпку, а в шлюпку усядется дюжина паршивцев. Пройдут они накат, причалят и тогда что? Начнем стрелять, уложим одного или двух молодчиков, столько же искалечим, остальные отчалят. А что будут делать на фрегате? Подымут якорь и уйдут в открытое море? На это вы, что ли, надеетесь? Значит, убьют двух матросов его величества, а фрегат, по — вашему, спокойно даст тягу? Господи Иисусе Христе! Значит, вы так себе это представляете? А на нем, на фрегате то есть, да было бы вам известно, есть пушечки, или вы их сослепу не заметили? — Он презрительно оглядел матросов. — Так вот, я вам сейчас, уважаемые, скажу, как дело пойдет. Капитан фрегата, значит, скажет: «Уложили мне двух сукиных сынов, видать, там что — то неладно. Не иначе там бандиты! Пираты! Может, даже французы! Поэтому сотру-ка я этот островочек в порошок, а когда сотру, водружу на нем флаг и окрещу его своим именем, и будет у его королевского величества одним островочком больше… Вот что он скажет, капитан! Тут он спустит на воду половину своих шлюпок, посадит на них половину своих парней и, прежде чем направить их сюда, начнет, шлюхино отродье, палить по острову из пятидесяти глоток, да не один час и не два, офицеришка проклятый! А то, что потом произойдет, уважаемые, это уж нас не интересует, потому что никого в живых не останется.

Мэсон оглянулся через плечо и бросил на матросов испытующий взгляд. Было ясно, что шотландец заразил их своим красноречием и убедил своими доводами. Нарисованная им картина предстоящих событий была достаточно выразительна, а главное, столь правдоподобна, что никто не усомнился в правильности предсказаний Маклеода.

Мэсон передал подзорную трубу Парселу, резко обернулся к Маклеоду и пристально на него посмотрел.

— Так что же вы предлагаете? — спросил он дрожащим от злобы голосом. — Сдаться без боя? Сеять панику, Маклеод, это совсем нетрудно. Необходим план.

— Никакой паники я не сею, — проговорил Маклеод, взбешенный тем, что после блистательного успеха его речи ему приходится переходить в оборону, — а говорю все как есть. А план, что ж, давайте обсудим план сообща. Время еще терпит. Фрегат будет здесь не раньше чем через час.

— Обсудим! — яростно завопил Мэсон. — Обсудим! Здесь вам не парламент! Если мы будем обсуждать, мы не успеем приготовиться.

— Послушайте, Мэсон… — начал Маклеод.

— Как вы смеете меня так называть? — вскипел Мэсон, побагровев. — Я, черт возьми, не потерплю ваших дерзостей.

— Однако придется потерпеть, Мэсон, — неторопливо продолжал Маклеод, — потому что звать вас иначе я не намерен. Здесь мы не на борту корабля. «Блоссом» — вон он — гниет себе на песочке и теперь нам ни к чему. И его капитан тоже нам ни к чему, как мне ни прискорбно вам это сообщать, Мэсон… Посудиной, не скрою, вы управлять умеете, это я, Мэсон, вам в похвалу говорю. Но на суше вы стоите не больше любого другого. Ваше право иметь свое мнение, пожалуйста, но не больше. А насчет парламента, разрешите заметить, тут вы промахнулись: здесь у нас есть свой маленький парламент, и не далее чем вчера он вынес решение, заметьте, единодушно вынес, и знаете какое? Не называть вас больше капитаном, а Парсела лейтенантом. Здесь, Мэсон, вы никто, придется к этому привыкать. Как я уже говорил, у вас не отнимают права иметь свое мнение, но не более.

С минуту Мэсон стоял неподвижно, как громом пораженный, разинув рот, не находя слов для ответа. Потом овладел собой, выпрямился и строго оглядел матросов.

— Уайт? — коротко спросил он.

— Я того же мнения, что и Маклеод.

— Бэкер?

— Я ничего против вас не имею, — смущенно пробормотал Бэкер. — Но я дал согласие. Здесь мы не на «Блоссоме».

— Джонс?

— Согласен с Бэкером.

— Джонсон?

— То же самое, — ответил Джонсон, потупив глаза.

— Хант?

Хант прорычал в ответ что — то невнятное.

— Смэдж?

— А вы как полагаете, Мэсон? — затараторил Смэдж, дерзко выставив вперед свой длинный нос. — Что вам с Парселом будут здесь пятки лизать? Не надо нам офицерья! Хватит! По горло сыты…

— Заткнись! — прервал его Бэкер. — Вовсе не обязательно дерзить.

Мэсон обернулся к Парселу, который сидел прислонившись к пальмочке и с невозмутимым видом наблюдал за всей этой сценой.

— Вы были в курсе дела, мистер Парсел? — подозрительно спросил он.

— Вы знали об этом… голосовании?

— Только что узнал, — ответил Парсел.

Он сердито выпрямился. И сразу пропало сочувствие Мэсону именно из

— за этой дурацкой его подозрительности. Наступило молчание, затем Мэсон произнес враждебным тоном:

— Ну так что же? Что вы об этом думаете?

Ответил Парсел не сразу. Ему хотелось дать понять Мэсону, что он с ним не согласен, однако так, чтобы не опозорить его перед матросами.

— Ну так что ж? — повторил Мэсон.

— Что касается меня, — равнодушно проговорил Парсел, — то я по-прежнему из чувства уважения буду называть вас капитаном, но если матросам угодно называть меня просто Парселом мне от этого ни тепло, ни холодно.

— Ни тепло, ни холодно? — негодующе переспросил Мэсон.

— Да, капитан.

— Значит, вы… — начал было с презрением Мэсон.

Он хотел сказать: «Значит, вы можете терпеть эту мерзость!», но так и застыл с открытым ртом. Он чуть не забыл священного правила: офицеры ни в коем случае не должны ссориться между собой в присутствии экипажа. Губы его плотно сжались, как створки раковины, он всем телом повернулся к Маклеоду и яростно прошипел: