Том Харпер - Книга тайн

— Bibliotheca Diabolorum. Библиотека дьявола.

Они продвинулись в помещение чуть дальше, и Ник увидел, что книги не свободно стоят на полках — они заперты и находятся за тонкой проволочной решеткой. Какие-то тома казались невообразимо старыми, с растрескавшимися корешками. Другие были потерты и захватаны, как школьные учебники. В башне стоял плесневелый запах старой бумаги и чего-то еще более едкого. Бензина?

Эмили, заглядывая через решетки, принялась читать названия на корешках. Ее пробрала дрожь.

— Неудивительно, что это называется Библиотекой дьявола. Похоже, здесь собраны все книги по черной магии. А о некоторых я вообще не слышала.

— И неслучайно, — бросила через плечо Джиллиан.

Она быстрым шагом пошла в глубь башни. Запах бензина здесь был сильнее, и некоторые книги казались влажными. Прежде чем Ник успел найти объяснение этому, Джиллиан протянула руку и принялась вытаскивать небольшую книжечку в кожаном переплете, почти невидимую между двумя массивными томами. На неопытный взгляд Ника, книги здесь вроде были древнее, чем в остальной части башни, и его удивило, что они не заперты решетками. Секунду спустя он понял почему. Книга задребезжала, стоило Джиллиан потянуть ее на себя. Когда книжечка вылезла из шкафа целиком, Ник увидел толстенную цепочку, прикреплявшую ее к стене. Большинство звеньев почернели от времени, а одно отливало как новенькое.

— Болторезы, — сказал Ник, вспоминая ее список.

— Вы вряд ли их принесли. А мои они забрали.

У Ника голова пошла кругом от всех этих неясностей. Он уже не помнил, какой представлял себе Джиллиан, отправляясь на ее спасение, но точно не такой, как эта женщина, которая расхаживала по закрытым для всех замкам так, словно это была ее собственность. Нужно было ему быть осторожнее в игре.

— Да кто такие эти «они»?

— Церковь? Банда? — Джиллиан пожала плечами. — Итальянцы после падения Римской империи сумели организовать только две вещи: католическую церковь и мафию. Я думаю, нет ничего удивительного в том, что они сотрудничают.

— Но зачем?

Джиллиан поставила книгу на полку и раскрыла ее.

— Взгляни.

Майнц, 6 ноября 1455 г.

Ночью спустился туман. С наступлением рассвета город исчез. Из окна моей спальни я не видел даже дома напротив, только верхушку его крыши, выступающую из мглы, как ростр корабля. Я надел пальто, отороченное мехом, и вспомнил юнца, одевавшегося в этой комнате тридцатью пятью годами ранее в ожидании суда, который сообщит ему, что он недостаточно высокого происхождения, чтобы наследовать состояние отца.

Дом был пуст. Всем, кто остался со мной, я отдал распоряжение не выходить сегодня на работу. Даже слуг не было. Я не просил уходить Каспара, но, когда заглянул в его комнату, его там не нашел. Отчасти я был разочарован, а отчасти испытал облегчение. Я прошел по безлюдному дому, пребывая в таком унынии, что не стал даже растапливать очаг. Мне нужно было бы в преддверии суда подготовить какую-то систему защиты, но стоило подумать об этом, и меня охватывал страх.

Я вошел в мастерскую и осмотрел пресс. Он стоял в середине помещения, словно виселица, прижимное устройство поднято, красочная плита сухая, рядом лежали стопки чистой бумаги. Я потрогал грубоватую на ощупь раму, приложил пальцы к литере, закрепленной в основании, посмотрел на красный отпечаток, оставшийся у меня на коже. Чувство было такое же, как тем утром в Париже, — меня будто выпотрошили. Я тогда смотрел в пламя и дожидался сияния радуги. А теперь остался один только пепел.

Но я вспомнил и тот день в Париже, когда познакомился с искусством Каспара. Теперь я пошел в свою комнату и взял бестиарий с полки, принялся листать захватанные страницы, снова удивляясь совершенству его исполнения. У многих животных был почти человеческий вид: смущенный олень, опустивший голову, страдающий от неразделенной любви единорог, который смотрит на предмет своего обожания и не видит охотничьей сети у себя за спиной, бонасус с озорной улыбкой на морде, поджаривающий своих преследователей раскаленным навозом.

Я перевернул последнюю страницу, чтобы посмотреть на карту с четырьмя медведями и четырьмя львами, которые завели меня так далеко.

«Написано рукой Либеллуса, иллюминировано мастером Франциском.

Он сделал и еще одну книгу животных, используя новую форму письма».

Я моргнул. В колофон было добавлено второе предложение, написанное торопливой рукой, водянистыми коричневыми чернилам. Я узнал почерк Каспара. Видимо, он вывел это прямо со своего места у пресса, потому что капля чернил с пресса оказалась на карте внизу.

— А я все думал, когда ты обнаружишь мою запись.

Каспар появился бесшумно, как дьявол, он стоял в дверях и с кривой улыбкой наблюдал за мной. Я поднял книгу.

— Что это значит?

— То, что сказано.

Он вышел из тени, и я увидел в его руке небольшую книжку в кожаном переплете. Он дал ее мне.

— Подарок.

Когда я открывал ее, руки у меня дрожали.

Руки у Ника дрожали, когда он открывал книгу. Секунду спустя он почувствовал себя так, будто из него выпустили воздух — почти то же самое он испытал в Париже, когда вскрыл конверт Джиллиан и наконец увидел карту. Первая страница была очень знакома — более чистый, четкий вариант того, что восстановил для них компьютер в Карлсруэ. Бонасус с озорной ухмылкой, мечущий огненные экскременты в преследующих его людей — монаха, рыцаря и купца.

— «Лев храбрейший из всех зверей и не боится ничего. — Джиллиан протянула руку, чтобы перевернуть страницу, и при этом коснулась его. Ник слегка отшатнулся. — Но насколько храбрее червь, самое слабое из всех существ, он пребывает в постоянном страхе, что его раздавят, но в то же время смиренно ищет себе пропитание под ногами гигантов и монстров. Приходит время, и ему на корм идут даже самые благородные животные».

— Этот текст не подходит для бестиария, — сказала Эмили.

Ник посмотрел на следующую картинку. Это был лев. Но не то царственное животное, что он видел на карте. Этот лежал на боку, корона на его голове была сдвинута набекрень. Облезлая шкура была разодрана, и сонм личинок разъедал его внутренности. Потускневшие глаза закатились, как если бы он все еще был жив. За ним из тени наблюдала фигура в плаще, со спрятанным под капюшоном лицом. Виден был лишь ряд очень крупных неровных зубов.

Ник навсегда сохранил в памяти то, что видел в ту ночь. Эта книга была словно памятник извращенным маниям: звериные совокупления, искривленные тела, злоба, мучительство и разложение. Благодаря Брету Ник видел кое-какие из наиболее откровенных картинок, предлагаемых Интернетом. В сравнении с тем похотливым реализмом черно-белые гравюры в книге были простыми, почти наивными. Но даже по прошествии пяти столетий они сохраняли какую-то первобытную силу, возвышенную истину в этих искаженных болью лицах, искривленных телах, которые потрясали куда сильнее, чем любые фотографии.