Арне Фальк-Рённе - Слева по борту-рай

Знал ли Блай подлинное значение слова «тюо»? Таитянин, становившийся чьим-либо тюо, считал своим долгом не только ублажать жену отсутствующего друга, когда тот ночью находился на рыбалке или в горах, но и присутствовать на хейве — танцевальном представлении в свою честь, в котором принимали участие все «свободные» молодые девушки, демонстрирующие свои прелести. По свидетельству Блая, хейвы «длились около получаса и сопровождались непристойными жестами и движениями». Другой же офицер несколько лет спустя писал, что, несмотря на отталкивающую манеру, «танцы были весьма интересны».

Оба описания, однако, страдают отсутствием истинной сути дела — мужчина, в чью честь устраивается хейва, должен выбрать одну из девушек и жить с ней не менее двух суток. Хейвы устраивались повсюду, и редко на долю моряков английского флота выпадала более приятная работа, чем та, которую выполняла команда «Баунти» во время своих походов на берег за побегами хлебного дерева и пресной водой. Из кустов выбегали девушки и требовали хейвы. Плотники и оружейные мастера, матросы и кадеты, штурманы, оба садовника и кок переходили от одной хейвы к другой, и вскоре половина мужского населения острова стала их тюо. То, о чем они и мечтать не могли в Англии, здесь стало самым будничным событием. Члены экипажа, за пять месяцев пребывания на Таити сумевшие немного выучиться языку местных жителей, очевидно, знали, что их подруги вскоре принесут им детей, а на самом острове всегда найдется клочок земли, достаточно свиней и хлебных деревьев, чтобы безбедно прожить в старости. Не удивительно, что они с грустью ожидали дня, когда им придется покинуть архипелаг, мечтали вернуться обратно, даже если для этого им и придется бросить вызов строгим английским морским законам и поставить на карту собственную жизнь. На рассвете 4 апреля 1789 года на «Баунти» были подняты якоря, и судно покинуло Таити, увозя на борту 1016 саженцев хлебного дерева. Несколько дней спустя вспыхнул мятеж…

Но вернемся к событиям нашего времени. Наступила полночь. Благоухание цветов с берега стало доноситься еще сильнее. Моторчик ялика по-прежнему не работал, но мы достали уключины и вместе с Питером Бруком погрузились в маленький ялик, который Пуа, один из двух матросов, направляет к берегу. В свете луны в тихом заливе вырисовываются деревья манго, папайи и акации. Преодолев вброд последние метры, мы подходим к скромной хижине Брука. Из-за кокосовых пальм, прямые стволы которых похожи на колонны собора, выбегают две молодые женщины. Под смех и громкие возгласы они осыпают меня цветами, выкрикивая одну и ту же фразу. Я спрашиваю Брука, что означают эти слова.

— Они кричат «апа ратере», — отвечает он с улыбкой. — «Поцелуй меня, незнакомец». Поцелуй на Таити значит не больше, чем рукопожатие в Европе. Поздоровайтесь с ними красиво, по-таитянски, и покажите, что цените их внимание.

Я следую его совету — женщины прелестны, и мне доставляет удовольствие вести себя именно так, как от меня этого ждут.

В пальмовом лесу раздается барабанная дробь. Из полумрака возникают фигуры мужчин и женщин, и в призрачном свете факелов начинается восхитительный танец, словно пробуждающий дремлющих духов жизни (Fig_4.jpg).

Дурманящий запах цветов лишает меня дара речи, создает ощущение какой-то нереальности, мне кажется, что все происходит вне времени и пространства. Я пожимаю руки всем, до кого удается дотянуться, прикладываюсь щекой к множеству лиц и подставляю губы под множество поцелуев. С радостью вижу, как Пуа направо и налево раздает бутылки из запасов «Мейлис». Потом Питер Брук ведет меня к себе в хижину, показывает на множество томов, под грузом которых сгибаются бамбуковые полки, и просит извинить за то, что в творчестве писателей Южных морей имеются пробелы — некоторые из книг ему пришлось размочить в воде, чтобы заделать дыры в курятнике.

Два-три часа спустя несколько белых мужчин сидят на берегу вокруг химаа, земляной печи, и задумчиво смотрят на бухту, туда, где на фоне ночного неба виднеются причудливые башни гор. Перед нами на земле лежат большие зеленые пальмовые листья с шестью сортами сырой рыбы. Ловкие вахины, окунув кусок в кокосовое молоко, кладут его нам в рот, так что мы даже не пачкаем руки. В старый резной умывальник неяркого красного цвета налита кокосовая водка, и мы макаем в нее хлеб. Разговаривать довольно трудно: гремят барабаны, с разных сторон доносятся звуки гитар, и девушки, не дав нам прожевать очередной кусок, уже подносят следующий, причем пищу приходится держать высоко, чтобы не схватили подкравшиеся собаки. Листья таро в свином жире и жареные бананы в сладком соусе сдабриваются пахнущими чесноком поцелуями, плодами инжира, красным вином и кокосовой водкой. Мы протягиваем девушкам сигары, они глубоко затягиваются, а мы тем временем жуем куриную ножку и пытаемся вести беседу. Но велик соблазн отказаться от всяческих бесед, ведь у вахин для нас столько предложений. Как насчет небольшой прогулки в пальмовую рощу, чтобы восстановить аппетит? Глаза у женщин огромные, как у антилоп, а черные волосы извиваются вдоль спины в такт плавным движениям танца [10] Наверняка Фальк-Рённе все же «прогулялся в рощу». Уж очень соблазнительно описывает. (Коммент. выполнившего OCR.) .

На совместный ужин на берегу Моореа собрались члены клуба «Баунти». Среди них американец Уолтер Шерри по прозвищу Адам В Раю. Проведя молодость за скучным занятием коммивояжера, он обратил в доллары все свои пожитки и нанялся на шхуну, идущую в Папеэте. На судне с грузом копры он добрался до Моореа, где стал пленником первой же девушки, которая подплыла к кораблю и бросила ему венок.

Присутствует здесь и другой американец, Джим Смит. Этот вел жизнь почтенного гражданина, продвигался вверх по служебной лестнице и годам к пятидесяти мог рассчитывать на пост начальника отдела в той страховой компании, куда отец определил его в 18-летнем возрасте. Но в одно прекрасное утро по дороге на службу Смит прочитал в метро книгу о рае Южных морей. Когда несколько часов спустя начальник вызвал его, чтобы устроить ему головомойку, он заявил:

— Не соблаговолите ли, сэр, рассчитать меня. Я направлюсь в Южные моря. Это, верно, единственное место на земле, где я, смею надеяться, забуду ваш нудный характер и отвратительную мясистую физиономию.

Он тут же получил расчет и направился на острова Общества.

Здесь и голландский художник Аад ван дер Хейде, человек беспокойный и неугомонный, исколесивший весь мир в поисках места, где бы оценили его талант. Он приехал на Моореа, чтобы доставить двенадцать коробок пива китайскому торговцу в Пао-Пао. Но когда девушка, помогавшая заносить коробки на склад, внезапно повернулась, обняла за талию и утопила его лицо в своих длинных черных волосах, художник был «сражен на месте». Сейчас ван дер Хейде живет на оконечности мыса, пишет сотни портретов упомянутой девицы в надежде на то, что однажды мир признает в нем нового Гогена.