Евгений Кривенко - Там, где была тишина

Лицо его со свалявшимися на лбу потными волосами и грязными пятнами на щеках не предвещает ничего доброго.

— Навались, ребятушки, — хрипло бросает он, взмахивая лопаткой. — Отдыхать на том свете будем!

— Перекурить бы, — жалобно тянет какой-то молоденький парнишка в лаптях и рваных брюках, берясь за наполненную доверху тачку.

— Вот уж курильщик нашелся! — беззлобно шутит Солдатенков. — Давай, шевелись, на штаны заработаешь!

Маруся пристально, с усмешечкой смотрит на парнишку. Лоб ее прорезает тоненькая морщинка. И вдруг в воздухе, как жаворонок, взлетает частушка:

Все хохочут. Обиженный парнишка замахивается на Марусю лопатой, потом, широко улыбаясь поплевывает на руки и азартнее принимается за работу.

Один из землекопов, — видимо новичок, только сегодня прибывший на стройку, — вдруг бросает лопату и садится на землю.

— Может, поспать захотелось? — обращается к нему бригадир. — Так я за перинкой сбегаю.

Землекоп сердито отплевывается.

— Вот человек, и умереть не даст спокойно.

Один глаз у новичка закрыт. В другом недобрый огонек.

— Живот болит, понятно?

— У нас не богадельня, — гремит Солдатенков. — Вали за расчетом!

Одноглазый встает и молча берется за лопату. Лицо Солдатенкова смягчается.

— Сходи в контору, там аптечка есть. Шагай, Дубинка.

— К кому там обратиться? — все еще хмурится одноглазый.

— Счетовода спросишь — Буженинова, — вставляем Маруся, — высокий такой мужчина, с козлиной бородкой.

Дубинка на минуту замирает, словно не веря своим ушам, а затем с азартом принимается копать землю.

— Немного полегчало, — заявляет он. — Потом схожу.

— Перекур! — тоненьким, злорадным голосом объявляет Ченцов. — Садись, ребята, отдыхать, посмотрим, как солдатушки втыкают. Чисто цирк!

— Что это вы, Солдатенков, палку перегибаете? — отводит в сторону бригадира Макаров, наблюдавший за работой. — Людям отдохнуть нужно.

Солдатенков яростно, со всего размаху втыкает в землю лопатку. Лицо его, в грязных подтеках, гневно искажено.

— Снимай с бригадирства, — злобно шепчет он ошеломленному Макарову. — Я за работу ответчик. Понятно?

— Черти! — сердится Макаров. — Никакого порядка не соблюдают.

Он поворачивается в сторону станции и видит приближающуюся группу рабочих.

«Николай завербованных ведет, — догадывается он. — Вот хорошо, мы их отсюда прямо на горный участок и перебросим».

Люди приближаются. К Макарову подходит Николай, вытирая фуражкой потное, усталое, но довольное лицо.

— Прибыло семьдесят человек, — докладывает он. — Узнаешь главного закоперщика?

Макаров смотрит на стоящего впереди паренька в рваном халате и шляпе. Да это же Куркин!

— А быстро ты, Куркин, с Турксиба смотался, — язвительно произносит Макаров. — Выходит, и там рубли короткие?

— А я до него не доехал, — мрачно отвечает Куркин и кивает на Николая. — Вот он меня обратно сманил. Теперь уже работать буду.

Прибывшие тем временем смешались с работающими, и между ними завязался оживленный разговор.

— Людей этих сейчас же начнем перебрасывать в горы, — говорит Макаров. — Там для них кибитки устанавливают. Ты пока вместе с Натальей будешь. Договорились?

Николай изумленно смотрит на Макарова.

— Наталья сегодня в горы поедет?

— А как же? — удивляется в свою очередь Макаров. — Она же начальник участка!

Николай опускает голову.

— Наталья сегодня именинница, — тихо произносит он.

Макаров чувствует, как лицо его заливает краска.

«Как же я забыл! — злится он сам на себя. — Так вот почему у нее такое настроение».

Макаров внимательно глядит на Николая, держащего в руке какие-то свертки.

— Ты что это ей купил?

— Ничего особенного, — смущается Костенко, — чемоданчик такой спортивный, правда, без ручки, последний попался в Кагане и сапожки мягкие.

— Ну, вот что, — решительно произносит Макаров, — чемоданчик этот самый, калеченый, ты себе оставь, а сапожки мне уступи. Я ведь ее от имени всей дороги поздравлять буду.

И вот первый праздник у молодых дорожников. Контора преобразилась. Мопровский плакат, украшающий стену, перевернут, и на оборотной белой стороне начертано: «Привет имениннице Наталье!» (Это Симка постарался). Столы накрыты чистыми газетами, и на них праздничное угощение — плов, собственноручно приготовленный Родионовым, свежая брынза и приятно пахнущие чуреки.

Все приглашенные в сборе. Наталья, в новом розовом платье, сидит посредине и смущенно моргает, чаще, чем обычно.

Макаров произносит первый тост.

— В свои девятнадцать лет, Наталья, — говорит он, подняв граненый стакан, — ты могла бы сидеть возле папы и мамы, заниматься вышиванием и штопкой. Многие делают так. Даже бравые хлопцы, если внимательно приглядеться, порой занимаются этим богоугодным занятием. Есть люди, которые никак не хотят брать на свои плечи лишнюю нагрузку. Но ты ее, Наталья, взяла. И за это мы тебя любим и уважаем.

Все поднимаются и тянутся к Наталье со своими рюмками и стаканами. Она раскраснелась и стала совсем хорошенькой. Николай не сводит с нее восторженных глаз.

Теперь уже тосты следуют один за другим. Пробуют свои голоса певцы, скоро зазвучит стройная песня.

Входит Борисенко, один из главных организаторов празднества. Он в широченных полотняных штанах и вышитой сорочке — настоящий запорожец. В руках у него какие-то бумажки.

— Принято по радио, — торжественно провозглашает он, требуя тишины и порядка. — Слушайте все! — И сейчас же озабоченно озирается. — А где же штрафная?

Ему подносят штрафную. Он выпивает, вытирает рукавом рот, тянется к закуске.

— Слушайте все, — повторяет он. — Чрезвычайные и экстренные депеши в адрес именинницы. Оглашаю в порядке поступления.

Наталья изумленно смотрит на кладовщика.

— Телеграмма номер один, — разворачивает Борисенко бумажку: — «Дорогая Наталочка мы сегодня вместе с тобой обнимаем тебя и целуем береги себя. Твои папа и мама».

Наталья выбегает из-за стола и выхватывает из рук Борисенко телеграфный бланк. Отбежав в сторону, она прижимает его к губам. На глазах ее выступили слезы.

Борисенко, видно, не ожидал такой бурной реакции. Он смущенно посапывает, разглаживая усы, а затем берется за другую бумажку.

— Увага! — поднимает он руку. — Весточка от друзей-товарищей.

Развернув бланк, он громко читает:

— «Привет Наталье всем азиатам коллектива днепростроевцев. Жмем лапы вызываем социалистическое соревнование. Женя Боря Косой».

— Ой! — вскрикивает Наталья, снова бросаясь к Борисенко. — Не забыли, черти!

— И нарешти, остання, — торопливо произносит Борисенко, разворачивая еще один телеграфный бланк. — С самого края земли: «Дальневосточный привет Петровой в день ее рождения, — читает он, — от строителей нового комсомольского города. Тарас и Нюра Овчаровы».