Георгий Тушкан - Охотники за ФАУ

Сысоев охотно согласился. Баженов возвратился через час. Был он молчалив, внешне спокоен.

К вечеру в Герасимовке сосредоточился полк Коленко. Прибыл Бутейко. Приехал начштаба Коломнец. Обсуждали план боевых действий.

Положение усложнялось тем, что самоходкам с противотанковыми орудиями на крюках нельзя двигаться вместе с полком в обход, по тылам противника: хоть и ночь, но шум моторов демаскирует. Надо, чтобы самоходки вышли к совхозу с севера точно в то же самое время, когда полк выйдет к этому же совхозу с запада, и тогда одновременно начать наступление.

Полковник Коленко, рослый добродушный украинец, нервничал. Он не хотел идти без противотанковых орудий.

А если навалятся танки? Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Условились, что он возьмет батарею 45-миллиметровых орудий на конной тяге и минометы на подводах.

— Будет трудно, очень трудно, — сказал комдив. — Я сам пойду с вами.

Начштаба назвал кандидатуру подполковника Овсюгова в качестве представителя штаба армии.

— Пусть Овсюгов, я старше по званию, — сказал Колен-ко, — но я предпочел бы старшего лейтенанта Баженова: знаю его по делам. Дайте Баженова, майор!

— Не возражаешь? — опросил начштаба у Орленкова.

— Пусть идет, — вмешался Сысоев. — Это целесообразно и с точки зрения интересов нашего отделения.

Баженов отнесся к назначению равнодушно. Незадолго до выхода он спросил у начальника штаба полка о количестве приданной противотанковой артиллерии и узнал: полк самоходок с противотанковыми орудиями на крюках и четыре ПТ орудия на конной тяге.

Взаимодействие бронегруппы с пехотой очень интересовало Сысоева, и он долго «преподавал прописные истины», как мысленно определил Баженов.

Баженов томился. Он вышел на крыльцо. Было тихо, тепло, звезды, еще недавно так ярко сверкавшие, еле лучились.

— Я смазал ваш карабин, — послышался рядом голос Богуна, — и вот вам до него двести патронов.

— Где достал?

— У партизан разжился. Чипляйте до пояса эти два патронташа.

— Тут я половины не будет.

— Остальные я понесу с собой.

— А взвод?

— Уже явился старший лейтенант, и мы отрапортовали полковнику о передаче.

— Оставайся!

— Нет, я уж лучше пойду. И вам веселее будет!

К ночи вызвездило и потеплело. Иней исчез, но мороз не отпустил землю. Она потемнела и обмякла только сверху. Южный ветерок родил туман над полем и утих. Густой внизу и редкий у головы, туман позволял видеть звезды и ориентироваться по ним.

Богун не раз выходил во двор, раздувая ноздри, шумно вдыхал туман, пытливо вглядывался в небо. И Стожары, и Воз, и Полярная хорошо проглядывались, несли свою службу небесных маяков.

Каждый раз он объявлял ожидавшим у дома:

— Саме враз! Красота!

В накуренной, чрезмерно людной комнате у края стола устало сидел Баженов и молчал.

Над картой, чуть не сталкиваясь лбами, маячили головы штабных и строевых командиров. Пять цветных и три черных карандаша колдовали над красными стрелами — направлениями ударов, над черными ромбами — движениями танков и самоходок, над черточками, обрубленными по краям короткими линиями, — здесь по радиосигналу возникнут сокрушительные смерчи артиллерийского огня, условно названные «Тигр», «Лев», «Волк»-.

Колдовали они над овалами — «сосредоточениями» и другими условными фигурами, за которыми стояли судьбы не топысо сотен воинов, но и тысяч мирных людей.

Город должны были атаковать с уже занятых кварталов, а главный удар намечался с запада, с поля, по району вокзала. Удар наносился и с юга, для чего усиленный полк Колен-ко перебрасывался скрытым рейдом через тылы врага.

Баженов уже хорошо знал все это, так как принимал участие в разработке операции. Он и слушал и не слушал. Его не спрашивали, и он молчал. Ему не хотелось спорить о том, как лучше взаимодействовать с усиленной группой Ольховского на сахарном заводе во время прорыва сильно укрепленной линии обороны в районе шоссе, отделяющего сахарный завод от третьего кирпичного завода. Как действовать, в частности, артиллерии, чтобы не бить по своим, атакующим с другой стороны? Баженов молчал отнюдь не из равнодушия к судьбе Ольховского. Азартный до самозабвения Ольховский был ему очень по душе. Причина пассивности была в ином. Ему все стало безразлично. Если б сказали ему, что сейчас произойдет прямое попадание в этот дом, он бы не шелохнулся.

Сказалось все сразу: и гибель Марины, и чрезмерное физическое переутомление, и перенапряжение нервов…

Комдив Бутейко, понимая всю сложность рейда через тылы противника, снова заговорил об успехе, о том, что он сам пойдет с Коленко. Конечно, эта весть сейчас же разнеслась и ободрила солдат.

Начальство отбыло. Бутейко велел участникам рейда поспать часок, прилег на постель и предложил Баженову лечь рядом.

Баженов остался на стуле, все в той же неудобной позе.

Впереди полка двигались разведчики, затем рота боевого охранения. Во главе первого батальона шли Коленко и начальник штаба полка майор Клетин, молодой и горячий

Вместе с ними шел Баженов, а при нем два радиста с «зла связи ВПУ, Богун и рослый сибиряк автоматчик, молчаливый Рябых.

Баженов отказывался брать его — «зачем, да и мишень велика», — но полковник Орленков на это ответил:

— Во-первых, Рябых бьет из автомата, как снайпер, во-вторых, кто тебя, в случае чего, выносить будет?

— Ну и шлепнут меня, и не вынесут, — эка важность.

— Товарищ старший лейтенант! Вам, с непривычки, ратный труд слишком в тягость. Но, при всех ваших личных переживаниях, главной вашей заботой должно оставаться отличное выполнение приказа. Тики так! — произнес полковник заключительное «только так», пытаясь юмором сдобрить свою нотацию.

Юрий Баженов видел данные авиаразведки и знал, что днем на огромном поле не было отмечено ни одной гитлеровской части. А ночью? А как в селе Большие Хуторки? Им предстояло пройти около двадцати километров по дуге, уклонявшейся к западу. На самой излучине дуги, уже за грейдерной дорогой, находилось село Большие Хуторки, которое они должны были обойти западнее, чтоб не повстречаться ненароком с противником

Часть двигалась быстро, «без разговорчиков» и курения, почти бесшумно. Только колеса подвод и орудий, обвязанные тряпками, нет-нет, да и громыхнут на мерзлом фунте.

…Вдали, справа, показались тусклые в тумане огни паровоза. Чуть поодаль, по грейдерной, двигалось шесть машин с зажженными фарами, а за ними, судя по шуму, — танк.

Не успеть перейти! Полк растянулся вдоль дороги и притаился. Приказ по цепи: не трогать. Бронепоезд и машины прошли метрах в ста, не заметив солдат. Когда они исчезли в тумане, все двинулись за командиром полка через грейдер. Потом через рельсы. И хотя командиры ври называли двигаться тише, солдаты почти бежали. Нахлестывали коней. Громыхали колеса…