В. Владимиров - Агент абвера. Повести

— Вам предъявляется изъятая у вас при обыске записная алфавитная книжка в голубом кожаном переплете. Она принадлежит вам?

— Да.

— Дайте пояснения по существу некоторых записей. Что значит запись на последней странице: «Концерт Баха». И рядом несколько цифр.

— Зашифрованный телефон Бахарева. Из каждой пары цифр надо вычитать 25.

— Он сам дал вам свой телефон?

— Нет. Я выкрала из сумки Марины Васильевой записную книжку и переписала телефон Бахарева, а потом незаметно положила книжку на ее письменный стол.

— На предпоследней странице есть такая запись: «Св. 40, Мол. 50». Что это значит? Расшифруйте.

— Пожалуйста: «Свечи стоят 40 копеек, молитвенники 50». Это запись, связанная с заданием, которое я получила в Москве от мужа. Он передал ряд поручений деятеля русской эмиграции, действующего в контакте с моим шефом. При этом Герман подчеркнул: «Считай, что ты получила задание шефа».

— Как зовут эмигранта?

— Истинная его фамилия мне неизвестна. А кличка — Константин.

— Что требовал от вас Константин?

— Я должна была собрать широкую информацию о некоторых художниках и литераторах, о литературных приверженностях молодежи, в частности студентов… И наконец, совсем новое для меня дело — побывать в московских церквах, побеседовать с верующими и священниками.

— Что вы должны были выяснить в этих беседах?

— Нет ли нарушений закона о свободе вероисповедания? Много ли среди верующих молодежи? Печатаются ли церковные книги, где их достать, сколько стоят свечи, молитвенники? Возрастной состав священников, содержание их проповедей. Как много свободных мест в церковных приходах для семинаристов, оканчивающих духовные училища?

— Вы выполнили это поручение?

— Частично. Я побывала в церквах Троицы в Хохловском переулке, Николы в Хамовниках и в церкви Донского монастыря. Беседовала с верующими и со священниками. Но считала, что еще не располагаю достаточно полной информацией для ответа на поставленные вопросы. Однако мне уже сейчас ясно: некоторые ответы верующих не обрадуют шефа. Богомольные старушки недовольны — священники покидают церкви и выступают с лекциями на атеистические темы.

— А как с поручением касательно литературных приверженностей студентов?

— О, это чрезвычайно емкое и многостороннее задание… Очень сложное, рассчитанное на длительное время… Я немногое успела…

— Это все, что вы можете ответить на мой вопрос?

— Я хочу добавить к сказанному следующее: я возлагала большие надежды на Бахарева. Но в беседах он высказывался по интересующим меня вопросам очень туманно. Мне кажется, что встреча Зильбера с Бахаревым была более результативной. Перед отъездом на каникулы я летала активнее контактироваться с Бахаревым. Но, увы, женская ревность! Марина вела себя весьма воинственно. И все же я буквально за несколько дней до отъезда договорилась с Бахаревым, что после возвращения в Москву мы пойдем ужинать в Дом литераторов. Конечно, вместе с Мариной. Он в шутку заметил: «Я обеспечу вам, Оленька, кавалера… Очень популярного писателя… Но, увы, обстреливаемого всеми калибрами официозной критики». А потом обстоятельства сложились так…

Она умолкла. Пауза длилась недолго. Ольга вновь заговорила, но голос ее внезапно стал глухим.

— Я постараюсь искупить свою вину… Я сознаю ее… И готова подробнейшим образом ответить на все ваши вопросы.

— При обыске в вашей правой туфле был обнаружен тайник. Кто дал вам эти туфли, как вы использовали их?

— Туфли мне дала Карен, когда я в последний раз была дома на каникулах. За несколько дней до отъезда в Москву. Мы встретились на явочной квартире. Карен сняла со своей блузы гранатовую брошь, вынула из нее булавку и концом, противоположным острию, служившим ей отверткой, вывинтила четыре шурупа, крепивших каблук. И тут же ловко отделила его от туфли. Каблук был полый. Карен объяснила: «В этом полом каблуке ты будешь перевозить через границу микропленку. Отсюда в Москву. Возможно, что в будущем придется возить и из Москвы. Какую микропленку, узнаешь потом, в следующий приезд. А пока надевай туфли и носи их как можно больше. Считай это экспериментом».

Затем она попросила поставить каблук на место с помощью все той же булавки. У меня это сразу получилось. Карен была довольна. Между прочим, заметила: «Здесь удобно хранить ампулу с кураре». И засмеялась. Я ничего не ответила. Я не была уверена, что это шутка. Кураре, как известно, яд…

Тогда же Карен сказала: «Носи туфли до самого отъезда из Москвы и постарайся забыть, что под твоей правой пяткой тайник». Видимо, она обладает каким–то даром внушения. Я действительно забыла, что у меня среди трех пар лакированных туфель — одинаково элегантных, красивых — есть одна пара с тайником. Как–то Марина попросила дать ей — она шла на свадьбу к подруге — на один вечер такие лакированные туфли. И я по ошибке из трех пар выбрала именно ту, что имела тайник. Беспечность обошлась дорого. Видимо, я плохо усвоила уроки конспирации. Я спохватилась только через несколько дней. Спохватилась, ужаснулась и тут же позвонила Марине…

— Знали ли о вашей преступной работе Васильевы? Может, догадывались?

— Нет. Ни в малейшей степени.

— А ваши родители?

— Нет… Я уже говорила — они прокляли бы меня.

— Вы несколько лет занимались изучением политических настроений окружавших вас молодых людей. Не требовали ли ваши хозяева, так сказать, общих соображений о мировоззрении, тенденциях развития духовного мира советской молодежи? В прямой или иной форме?

— Нет… Впрочем, однажды был такой разговор с Карен. Это во время моей последней встречи с ней. Она показала мне одну из газет с антисоветской статьей, подготовленной Мюнхенским институтом по изучению СССР. В ней красным карандашом были подчеркнуты строки, касающиеся молодежи. Карен попросила меня прочесть эту статью, обратив особое внимание на подчеркнутые строки. И спросила: «Как вы считаете, автор дает правильную оценку? Нам важно знать: что это — наша пропаганда или реалистическая картина? Мы не имеем права заблуждаться. В особенности там, где речь идет о мобилизационной готовности возможного противника». Я хотела тут же ответить, но Карен остановила меня: «Я не тороплю вас с ответом. Вопрос слишком серьезный. Проанализируйте ваши многочисленные беседы с молодыми людьми в СССР. Завтра мы снова с вами встретимся. Я попрошу изложить ваши соображения письменно». На следующий день я передала Карен свои письменные соображения по поводу статьи. Я не согласилась с выводами ее автора. Карен, видимо, была не очень довольна моим письменным ответом. Сухо поблагодарив за откровенность, она, однако, спросила: «А вы не ошибаетесь?» Я твердо ответила: «Нет, не ошибаюсь».