Иван Руж - Таинственное похищение

Кыню был очень скупой человек, но к своему батраку он отнесся сердобольно. Стремясь привязать к себе мальчика, он кормил его вдоволь остатками еды, тепло одевал, хотя и в старье, а поругивал лишь изредка. И Феиз ответил на эту милость сельского богатея собачьей преданностью, пекся о его добре больше, чем сам хозяин, не требовал денег, не имея привычки тратиться на себя.

— Подвезло мне с Феизом, — говаривал иногда Кыню своим приятелям, — не зря хлеб мой ел.

Мальчик рос, становился сильным, с лица его исчез землистый цвет. Ростом он не вышел, но был мускулистый, с большими жилистыми руками.

— Кто бы мог подумать, что из Феиза выйдет толк, — с завистью говорили его родственники. — Такой работник — прямо клад.

Пробовали было переманить его к себе, но Кыню был всегда настороже, да и паренек, намучившись в детстве, держался за хозяина. Таким он и вырос — молчаливым, замкнутым, чужим для мира людей, как домашнее животное, признающее только одно — своего хозяина.

Стоя у двери, Феиз слушал. Оба голоса были ему хорошо знакомы. Голос своего хозяина он мог различить даже среди воя бешеной снежной пурги, голос же майора помнил с тех пор, когда тот был еще капитаном и служил на пограничной заставе. Майор объезжал на лошади посты, спускался в село, кутил в корчме у Кыню. Иногда они с хозяином запирались в задней комнате, посылали Феиза за вином, а потом поручали ему встречать или переправлять людей через границу с контрабандой.

Затем капитан исчез. На его место назначили нового офицера, и Феиз слышал, как тот рассказывал Кыню, что капитана произвели в майоры и перевели в город. Два-три раза майор приезжал к Кыню в гости, они опять запирались в задней комнате, но дела у них уже не шли, как раньше. Кыню старался от него отделаться и прибрать все к своим рукам. Началась война. Границу сняли. Многие из села перебрались к Эгейскому морю. Кыню тоже отправился туда, сказав, что, может, там и останется. Феиз все время оставался в селе, замещал хозяина. Потом Кыню воротился. Когда крестьяне в корчме спрашивали его, почему он вернулся, Кыню отвечал:

— Положение еще ненадежное. Вот кончится война, тогда и переберусь насовсем.

Он посылал туда людей, заключал какие-то сделки, но и здесь не упускал случая скупить новые лесные участки, расширил свою лесопильню, вошел в долю с хозяином другой. О майоре несколько лет ничего не было слышно. Война кончилась, граница прошла по старым местам. Богатство Кыню росло, но это его уже не радовало. В сельсовет вошли те, о которых Кыню до сих пор говорил в своей корчме только плохое. Они смотрели на него косо и открыто угрожали, что отберут у него все награбленное и вернут народу. Потом в селе организовали артель лесорубов, открыли потребительский кооператив. Кыню совсем помрачнел. Феиз все видел, но держался в стороне и по-прежнему был готов при первом знаке хозяина, не жалея сил, сделать все, что тот пожелает.

Майор появился снова через год после окончания войны. Пришел в крестьянском платье. Его горбатый нос еще сильнее выделялся на похудевшем лице. Засел в задней комнате и никуда не показывался. Кыню подозвал Феиза и, сурово глядя ему в глаза, прошептал:

— Смотри, будь осторожен! Чтоб никто не знал, что майор тут, в моем доме! Что бы ты ни увидел, что бы ни услышал — молчок!

Ненужное предупреждение. Феиз и без того всегда молчал. Вскоре майор опять исчез, но затем начал приходить ночью и перед рассветом уходить. Как-то Кыню послал Феиза через границу. Там он снова увидел майора. Он был в штатском. Майор дал Феизу поручения, нагрузил его тяжелыми пакетами и отослал назад. Тогда же они условились, что в лесу над тем местом, где когда-то стояла часовня, майору будут оставлять знак в случае опасности в селе. Несколько раз они с Кыню переправляли через границу каких-то людей и возвращались обратно с тюками. Как послушная скотина, выполнял Феиз все, что приказывал ему Кыню, ни о чем не спрашивая и ни о чем не думая. Он понимал, что дело это тайное, и пуще прежнего старался, чтобы в селе ни о чем не догадались. Изредка он становился свидетелем перебранок между своим хозяином и майором, но никогда они еще не ругались так, как теперь. Майор отчитывал Кыню, а тот злобно огрызался. Феиз не знал, что делать. Войти или позвать хозяина? Он предупредительно кашлянул. Его не услышали.

— Посмотри, на кого ты похож! — кричал майор. — Как есть мокрая курица! А ведь самое главное только сейчас начнется. В Софии нас ждут. Союзники готовы, только знак им подай.

— Много ты видел мокрых кур, — язвительно ответил корчмарь. — Здесь тебе не казарма, чтоб скакать на лошади по плацу. Не будем глядеть в оба, так наглядимся потом на небо через решетку.

— Трус, вот ты кто, прямо в глаза тебе говорю, — сердито, заметил майор.

— Уж какой есть.

— Испугался первого встречного…

— Первого встречного? А что ж ты тогда подскочил, когда я сказал, что он приходил ко мне вместе с председателем сельсовета?

— Совсем заговорился! Это я-то подскочил? Да ты представить себе не можешь, что мне довелось перевидать за этот год! Сколько раз в переделки попадал.

— Лгать не устать, было б кому слушать.

— Хватит болтать. Я думал, что ты с сельсоветом все уладишь и всегда будешь в курсе, кто приехал, кто уехал… Сколько раз я тебе говорил: в сельсовете у тебя должна быть рука.

— Ты меня еще будешь учить, — обиженно ответил Кыню. — Есть у меня там рука, да этот прибыл, можно сказать, ночью, все уж по домам разошлись… А может, ты его на хвосте притащил?

— Ты совсем голову потерял.

— Мне-то есть что терять. Не то что тебе.

— Где твоей корчмарской башке понять, чего лишился офицер!

— И мы кое-что понимаем. Что у тебя было-то? Конь да ружье, и те казенные. А я свое добро по крохам собирал.

— Кому ты это рассказываешь? Что я, не знаю, как ты народ обирал?

Голос корчмаря, хоть он и старался его приглушить, перешел в визг:

— Я против закона ничего не делал!

— А кто эти законы издавал, а? Такие, как ты. Из-за вас все и получилось. Никак не могли насытиться, меры не знали.

Майор говорил с ненавистью и яростью.

— Не знали, не знали! — прохрипел задетый за живое корчмарь, не зная, что ему ответить. А бывший офицер все больше распалялся. Как он ненавидел этих «свиней», этих богачей, которые дрожали над своим добром и ничем не хотели жертвовать в борьбе за возвращение старого порядка!

— Вы были готовы все заграбастать себе. Потому народ и пошел за коммунистами. Терпеть вас больше не мог. Знали б вы меру, не дрожали бы мы сейчас из-за какого-то сопляка с рюкзаком и молотком.

Феиз совсем растерялся. Таких слов от майора он еще не слышал. Чем он недоволен? Почему бранится?

— Ладно, хватит! — повелительно отрезал майор. — Ты смотри, как бы не влипнуть! Проследите, куда это человек пойдет, что будет делать, с кем будет встречаться. Здесь самый важный участок нашего канала. Ответственность на нас лежит огромная. Отсюда мы переправляем и листовки, и оружие. Потерпим, делать нечего… Уже недолго осталось!