Луи Буссенар - Подвиги санитарки

Председатель заговорил о военной контрабанде, преступлении, соучастницей которого хотели выставить Фрикет. Она защищалась очень уверенно, с железной логикой приводя аргументы в свою пользу, и убедила бы в своей невиновности любых беспристрастных судей. Но только не этих. Они не желали принимать очевидное и во что бы то ни стало хотели вынести обвинительный приговор, главным образом потому, что обвиняемая была француженкой. Служители итальянской Фемиды не нашли ничего лучше, как придумать целый роман, глупейшую историю, которая могла бы сделать честь писательской фантазии, но абсолютно не выдерживала критики с точки зрения логики. Но зачем логика, когда можно построить обвинение на вымысле, усиливая тем самым антифранцузские настроения, давая пищу итальянским газетчикам, всегда готовым подхватить и разнести гнусную и нелепую клевету. В речах и жестах этих людей, претендующих на объективность, чувствовались злоба и зависть к Франции.

Окончание заседания. — В тюрьме. — Заключение. — Одиночество. — Тюремщица. — Слепая. — Фрикет начинает исцеление. — Лечение. — Она видит! — Благодарность. — Отец. — Барка. — Планы побега. — Фрикет становится негритянкой.

Фрикет продолжали настойчиво допрашивать, судьи были настолько пристрастны, что девушка в конце концов потеряла терпение и вспылила:

— Заметьте, господа, что вы судите мою родину, а не присутствующую здесь француженку. Вы хотите решить дело о ружьях Лебеля… Чистейший абсурд. Ничего у вас не получится! Франции не нужно поставлять оружие Менелику, у негуса есть надежный поставщик, который снабжает его отборным оружием и не требует денег. Вам он прекрасно известен.

— И кто же он? — наивно спросил председатель.

— Италия, сударь. Да, Италия, от которой ему в огромных количествах достаются ружья, пушки и боеприпасы!

Председатель в ярости вскочил со своего места. Он собирался ответить оскорблением, но сдержался из вежливости и произнес всего лишь:

— Sangue di Cristo!

Другие судьи тоже обиженно заволновались. Фрикет осталась весьма довольна; она пристально смотрела на них своими веселыми глазами и молчала.

Наконец к председателю вернулось хладнокровие, и он, злобно улыбаясь, вновь приступил к слушанию дела, продолжая его лишь для формы, так как виновность Фрикет уже считалась доказанной и приговор был известен заранее.

Девушка перестала отвечать на вопросы и обращать внимание на происходящее. На этом суде у нее даже не было того, что всегда предоставляют обвиняемым, то есть официального защитника. И ничего удивительного, что после короткого совещания француженке был вынесен обвинительный приговор. За попытку доставить противнику боевое оружие она приговаривалась к пяти годам тюремного заключения. Плюс пять лет за оскорбительные выпады против итальянского государства во время судебного заседания. Солдат Барка, называющий себя ее слугой, был также признан виновным и приговорен к десяти годам тюрьмы. Экипаж арабского судна был единогласно приговорен к смертной казни.

Не прошло и суток, а приговор был приведен в исполнение. Итальянцы проявили изощренную жестокость, заставив Фрикет присутствовать на казни несчастных арабов. Их расстреляли на открытом месте, которое у итальянцев называлось полем для маневров и служило для казней. Моряки держались стойко, как истинные мусульмане проявляя равнодушное спокойствие перед лицом смерти и говоря о своей печальной участи «местуб» — так суждено было свыше.

Француженка достойно выдержала тяжкое испытание; она не хотела, чтобы враги радовались, видя ее слезы или волнение. Затем ее с Баркой отвели в тюрьму — в самую настоящую крепость из гранитных глыб и тесаного камня, откуда невозможно убежать; она совершенно не напоминала легкие сооружения, которые используются для содержания заключенных в недавно организованных колониях.

Камера Фрикет находилась в полуподвале: это был не подвал и не первый этаж, а нечто среднее, походившее на чулан. Места было немного, но зато здесь царила приятная прохлада, что являлось несомненным достоинством. Из мебели в камере была походная кровать с доской вместо матраца и двумя кусками сурового полотна вместо простыней. Массивный стол и табуретка были намертво прикреплены к полу. Свет проникал через пробитое под самым потолком окошко, узкое как бойница и закрытое толстыми железными прутьями.

Девушка смотрела на этот каменный мешок и думала: «Нужно стать птицей или мышью, чтобы выбраться отсюда. И по милости этих макаронников я должна просидеть здесь целых десять лет! Через десять лет я поседею… нет, я умру с горя… Десять лет! А бедный мой Барка, что-то он сейчас делает, наверное, тоже вне себя от ярости!»

Обязанности тюремщицы исполняла молодая негритянка; она принесла узнице скудный обед — миску риса и деревянную тарелку с ломтиками сала. К сомнительной чистоты посуде прилагались также деревянные ложка с вилкой. Фрикет заметила, что у негритянки были неуверенная походка и неподвижный взгляд, свойственные слепым.

Француженка подошла к девушке, взглянула на ужасно распухшие веки и сделала вывод: запущенная офтальмия [148] Офтальмия — воспаление глаз. . Из глаз вытекал и засыхал на щеках зеленоватый гной; на несчастную было страшно смотреть. Фрикет искренне пожалела ее, сказала несколько ласковых слов, смысл которых остался для слепой непонятным. Однако доброта пленницы так растрогала негритянку, что та не смогла подавить рыдания. Тюремщица думала, что обнаружит в камере отвратительное создание, преступника, от которого будет слышать грубости и ругань, а вместо этого в ее ушах раздавался нежный девичий голосок. Ее бедное сердце заполнило чувство бесконечной благодарности…

Фрикет знала, что офтальмия очень распространена среди местных жителей; отсутствие медицинской помощи и антисанитария делают ее почти неизлечимой. На дорогах можно встретить много ослепших от этой болезни, они бродят повсюду, и их пустые глазницы закрыты огромными кровоточащими веками.

После ухода тюремщицы француженка не без содрогания приступила к еде, а затем посвятила свое время обычному для узников занятию — стала придумывать планы побега, которые все были совершенно нереальными. После трудного дня девушка чувствовала усталость, тянуло в сон. Улегшись на жесткую постель, она, как ни странно, уснула как убитая.

На следующее утро Фрикет с нетерпением ожидала прихода негритянки, единственного живого существа, которое ей позволяли видеть. Еще издали она услышала знакомые неуверенные шаги. Бедняжка не забыла ласковых слов сострадания и, желая отблагодарить пленницу, позаботилась о принесенной ей пище и посуде. Меню было значительно лучше, а приборы гораздо чище.