Николай Стуриков - Сотый шанс

Гость только развел руками:

— Вот уж воистину сказано: человек красит место! И меня здорово подцепили: «Костюм не попачкайте…»

Как был Девятаев энергичным, деятельным — и тогда, когда летал на истребителе, и когда изможденным узником рвался к жизни и свободе, и когда водил нехитрый рейдовый баркас в Казанском порту, и когда стал «крылатым» капитаном, — таким он и остался: горячим, решительным, неугомонным. У него свой, твердый взгляд на вещи и события. Он охотно вступает в полемику и рьяно, аргументированно отстаивает свою точку зрения.

В свое время он с жаром убеждал речное начальство:

— Надо больше строить «Ракет» и «Метеоров» — самые рентабельные корабли. Вот увидите, все деловые люди и вообще те, кто ценит время, будут нашими пассажирами.

— А трехпалубные суда — что? Будут возить воздух?

— Оставьте от Ярославля и Горького до Астрахани три-четыре пассажирских линии. Остальные теплоходы — для туристов. А Волга-то, Волга!.. Какое богатство для отдыха пропадает. Да будь я главным профсоюзным начальником, всю страну привозил бы отдыхать на Волгу. Что там Крым да Кавказ!.. Скалы, крупная галька да вода соленая. А тут… Дубравы, озон, вода чище чистых…

В пути, не отрываясь от руля, спросил:

— Петрович, насчет слива масла договорился? Емкости будут?

— Где там, — механик безнадежно махнул рукой, — одна волокита…

— Ладно, закончим рейс, сам пойду, — обозлился Девятаев. — Пошугаю их там, а не сделают — в газету напишу.

Дело в том, что после недолгой работы на «Ракете» нужно было заменять масло. И когда она приходила к заправочной станции, отработанное масло — так было велено! — сливали в воду.

— Безобразие! — шумно возмущался Девятаев. — Мало того, что реку портим, какое добро уничтожаем. Да отдать нашу смазку на автомобили, она за первый сорт сойдет. Чертовы снабженцы, емкости не могут дать.

Что с той поры — за каких-то два десятка лет — сталось на Волге, объяснять сегодня, пожалуй, нет необходимости. Ныне «главная улица России» от верховьев и до устья перекрыта скоростными трассами. На них работают сотни «Ракет» и «Метеоров». Не за горами и скорости за сто километров в час. Заполнили Волгу и туристы. И не только из нашей страны, но и зарубежные.

А чтоб не загрязнять реку, принято не одно постановление, создана не одна солидная организация.

Когда Девятаев убеждал начальство сделать то-то и то-то, он, конечно, не был пророком. Просто он — человек времени, в котором живет. И крылья не складывает.

На Волге знают и уважают его, им гордятся.

Когда начинался серийный выпуск «Ракет», встал серьезный вопрос: кому их водить? Список волгарей, освоивших крылатый экспресс, был не ахти велик — меньше, чем учеников в любом школьном классе.

Специальных курсов для мастеров скоростного флота никто не открывал. Об учебниках не приходилось и говорить. И тогда высокое начальство усадило прославленного капитана-испытателя Виктора Григорьевича Полуэктова за письменный стол, приказав серьезно и безоговорочно:

— Давайте нам учебник.

И он мученически начал писать книгу «Управление судами на подводных крыльях».

А на первой «Ракете» создали «практическую школу», которой руководил Девятаев. Сюда стали приезжать судоводители и механики не только с Волги, но и Днепра, Камы, Невы, Оби, Иртыша, Енисея… Они проходили здесь стажировку, потом получали на заводе новые суда и открывали на своих реках скоростные линии.

Наступил черед получать «Ракету» и Чебоксарскому речному порту. Капитаном на нее назначили судоводителя с большим опытом Михаила Вантеева. Человек он серьезный, вдумчивый, с высшим инженерным образованием. Теоретический курс по скоростным судам прошел самостоятельно, а практические навыки приобретал у одного из первых «крылатых» капитанов-механиков. Позднее Михаил Константинович о той поре сделал в своей тетради записи:

«К Девятаеву?.. Каков он? Как примет меня?» — вот те мысли, которые мгновенно пронеслись в моей голове, когда в отделе кадров меня назначили стажироваться на «Ракету».

И вот он, Девятаев. Человек как человек. Среднего роста, в фигуре заметна склонность к полноте. Доброе лицо, серые спокойные глаза. Простые манеры. Спокойная, уравновешенная речь.

Зная, что передо мной Герой, я испытал разочарование. Да в нем и геройского-то ничего нет! Хоть бы ордена повесил, Золотую Звезду. А то и не отличишь, а может, и не узнаешь, что с Героем разговаривал, да еще с каким Героем!..

Стажировка моя началась так. Зашел в ходовую рубку. Присматриваюсь. И вдруг вопрос:

— Учиться пришел?

— Да, — отвечаю.

— Скорость знаешь?

— Чувствую.

— Если прихватишь мели, чем это пахнет, тоже знаешь?

— Знаю. Знаком.

— Повторишь одну и ту же ошибку — буду подсказывать. Веди теплоход, учись, а я буду смотреть.

Вот так и началось мое знакомство с простым, хорошим человеком. Про подвиги свои он не рассказывал, хотя и был общительным, а я считал неудобным про это расспрашивать. Могу сказать только, что тем и могуча Великая Русь, что в годину тяжких испытаний каждый ее человек становится подобен Девятаеву».

…В рейсе Девятаев умеет делать сразу многое: следить за фарватером, вовремя давать импульсную отмашку встречным судам, продублировав ее по радио, наблюдать за показаниями множества приборных стрелок, замечать, что делается на берегах и встречных теплоходах, и… рассказывать совсем о другом. Конечно же, в первые навигации такого не было. Сказывается опыт, привычка. И не случайно, когда его молодой помощник тревожно заметил: «Впереди бревно!» — Петрович, прервав повествование, уравновешенно сказал:

— Вижу. Мы его оставим слева от крыльев. Кумекай. Скоро мне на пенсию. Может, тебе штурвал передам. Как у тебя с ученьем в техникуме? Нормально? Вот это хорошо.

И продолжил рассказ о картине, которую подарил ему немецкий рабочий. На плотном картоне изображена до боли знакомая дорога. По ней когда-то Девятаева вместе с другими узниками водили под охраной на каторжные работы. За дорогой — густая стена леса, где пряталось «хозяйство» фон Брауна. А над лесом — светлое-светлое небо. Картину написал русский военнопленный, по подпись свою, к сожалению, не поставил.

Девятаев только что вернулся из ГДР, куда ездил по приглашению Общества германо-советской дружбы, и теперь делился впечатлениями.

За последние годы побывал Михаил Петрович и в других странах — Болгарии, Венгрии, Польше, Франции… Ведь миллионы людей знают о его подвиге. «И где бы я ни выступал, с кем бы ни встречался, — подчеркивает он, — всюду встречал исключительно радушный прием. Люди отзываются о нашей стране, о советских людях с неподдельным уважением».