Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка

В первую пятницу июля Оделл Притчетт позвонил Расу Белинджеру и спросил, как успехи Снеговика, и Рас ответил, что в жизни не видел более покладистого животного. Оделл несказанно обрадовался, ведь Сэнди, его дочка-подросток, в Снеговике души не чает. Она видела, как он появился на свет, и сразу же объявила его своим, а теперь ужасно скучает. Вот бы привести ее – пускай посмотрит, как Рас работает со Снеговиком, и наверняка Рас ей что-нибудь дельное подскажет на будущее.

У Раса было не меньше десятка причин отказать Оделлу; для начала, все бока Снеговика исполосованы кнутом. Неделя-другая, и раны затянутся, тогда он как-нибудь объяснит, откуда рубцы, но пока что вид ужасный.

– Знаете ли, мистер Притчетт, – сказал он, – я не допускаю хозяев туда, где работаю с лошадьми. Иначе вся тренировка насмарку. Лошадь обрадуется, а о работе забудет. Мы потеряем половину того, чему научились, а вы потеряете деньги, на которые могли бы купить дочке хорошее седло или что-нибудь еще.

Оделл предложил: может, им с Сэнди посмотреть издали? Снеговик их и не увидит.

– Вы не представляете, какой он умный, – ответил Рас. Он говорил так про каждую лошадь – именно это мечтали услышать хозяева. – Меня он за милю чует. Мысли мои читает, ей-богу. С полуслова понимает, чего я хочу.

Оделл Притчетт прямо-таки расцвел.

Рас продолжал:

– Знаете ли, я не любитель преувеличивать, но мне со многими лошадьми довелось поработать, и ваша не перестает меня удивлять.

На сей раз он не солгал. Снеговик не переставал его удивлять: дважды выбил из седла (что удавалось лишь немногим лошадям), не испугался кнута (почти все лошади от него шарахались), а однажды встал на дыбы и пытался сбросить его (чем и заработал рубцы на боках).

Оделл спорил, упрашивал, но Рас не сдавался. Он прекрасно понимал, что нужно держать в узде не только лошадь, но и хозяина, прежде всего хозяина. Недовольные клиенты наболтают лишнего другим и испортят дело, лишат тебя куска хлеба, а что может быть несправедливей?

Наконец Рас сказал:

– Мистер Притчетт, раз вы мне не доверяете, ищите другого объездчика.

Рас шел на риск, но он не однажды так рисковал. И пока ни разу не просчитался. И на этот раз тоже.

– Да что вы! – вскинулся Оделл. – Разве я сказал, что вам не доверяю?

– Видимо, мне послышалось.

Оделл замялся, стал говорить, что Рас – лучший в округе объездчик, это всем известно, просто не хочется расстраивать дочку, ведь она так любит Снеговика, и все такое прочее. А Рас ответил: будет хуже, если лошадь взбрыкнет, выбросит девочку из седла и сломает ей шею, и все потому, что работу прервали не вовремя.

– Впрочем, дело ваше, – заключил Рас. – Ваша лошадь, ваш ребенок, я вам не указ. Вот что: приезжайте и забирайте лошадь. Я умываю руки.

Оделл, разумеется, после таких слов ни за что не забрал бы лошадь. Он пошел на попятный, заикался, мямлил и наконец спросил покорно, сколько еще примерно времени понадобится на учебу Снеговика. Без сокращений. Он не ищет легких путей, не торопит, просто интересуется.

– Конец августа, – отрезал Рас. – Как я вначале сказал.

Джеральдина снова гладила, уйдя в раздумья. Когда встаешь чуть свет и с утра до ночи гладишь чужое белье, а заработанных денег не видишь, потому что деньгами в семье распоряжаешься не ты, надо чем-то занять мысли. Много раз, как сегодня, Джеральдина воображала похороны мужа. Она никогда не представляла, как именно он умрет, а она станет вдовой, хотя часто надеялась, что в смертный час перед Расом мелькнут лошадиные копыта, занесенные, будто карающие мечи. Это будет только справедливо.

Иной раз, если она себе позволяла, проскальзывали и мысли, что еще справедливей самой его прибить чугунком фирмы «Гризволд». Ударить по круглой черепушке – и готово. Хотя у нее ни за что бы духу не хватило. Слишком уж Рас быстрый. Он себя в обиду не даст – не его, а ее мозги разбрызгаются по кухонному полу.

К тому же в мире ее фантазий было неважно, как он умрет, и Джеральдина уверяла себя, что на самом деле вовсе не желает ему смерти, а всего лишь представляет себя вдовой – что тут предосудительного?

В ее мечтах он был как живой, а она – в красивом черном платье; она беззвучно рыдала, а прихожане маленькой церкви назареев, которую она и Рас иногда посещали, жалели ее, держали под руки, чтобы она не упала, и пели гимны на свой особый лад. Траурного платья у нее вообще-то нет, и где взять его, она тоже не представляет, но тем и хороши мечты, что в них не всякая мелочь должна быть похожей на правду. Может, сердобольная соседка одолжит ей траурный наряд, а еще лучше – купит. И откуда возьмутся беззвучные рыдания, тоже не совсем понятно, – видимо, не заставят себя ждать. Иногда при одной мысли слезы на глаза наворачиваются.

– Что, трудно чашку кофе подать?!

Джеральдина так погрузилась в мечты, что и не услышала, как муж грохнул на рычаг телефонную трубку и прошагал на кухню. Он уже расселся за столом, злой не на шутку.

Вырванная из мира грез, Джеральдина отставила утюг и поспешила к плите. Кофе, ясное дело, выйдет не такой, как надо. Рас вечно брюзжит, но Джеральдина отмерила сахар и молоко, протянула Расу чашку и приготовилась выслушивать, чего на этот раз не хватает. Рас отхлебнул.

– Что стоишь, смотришь коровьими глазами? – рявкнул он. – Делать больше нечего? Встала и глаза пялит!

Что ж, хотя бы кофе удался. Джеральдина встала за гладильную доску. Рас потягивал кофе, сердитым взглядом блуждая по кухне.

– Вот ублюдок, в гости набивался, без приглашения… – бурчал он.

– Кто ублюдок? – переспросила Джеральдина. Мало ли кто. Для Раса все люди – ублюдки.

– Оделл Притчетт Вонючка.

Джеральдина одними губами произнесла: «А-а», набросила выглаженную рубашку на вешалку на задней двери, поверх другой одежды.

– Дождется у меня, ублюдок, позвоню ему однажды вечером.

Джеральдина поняла: однажды он позвонит Оделлу Притчетту и скажет, что у лошади воспалилось копыто и ее пришлось пристрелить. Или она споткнулась, сломала ногу, и ее пришлось пристрелить. Или выдумает другую причину. Рас всегда найдет оправдание убийству.

У Раса была страсть пристреливать охотничьих собак, которые плохо охотились, и скармливать охотничьим псам бездомных кошек. Он травил крыс – но что тут особенного? Убивал белок, оленей и кроликов ради мяса; енотов, лисиц и бобров – ради шкур; волков, койотов и рысей – ради благой цели: если их не стрелять, станут резать скот. Броненосцев, опоссумов и скунсов убивал без зазрения совести – от них никакой пользы. Он еще ни разу не убивал лошадь клиента. Пока что. Но опять же, ни к одной лошади он не испытывал такой ненависти.

Рас хлопнул ладонью по столу – мол, решено. Поднялся и вышел из дверей, на ходу шлепнув Джеральдину по заду, грубо, до синяка.