Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 2

Я выехал из Риги 15 декабря и направился в Санкт-Петербург, куда прибыл через шестьдесят часов. Расстояние между этими двумя городами почти такое же, как между Парижем и Лионом. Я позволил ехать на запятках своей кареты одному бедному французскому слуге, который безвозмездно служил мне всё время путешествия. Три месяца спустя я был немало удивлён, видя его сидящим рядом со мной за столом у графа Чернышёва: он сказал, что состоит теперь гувернёром графского наследника. Но не будем забегать вперёд. В отношении Петербурга я могу рассказать многое, значительно более интересное, чем виденные там мною лакеи в должностях не только княжеских гувернёров, но и повыше.

Санкт-Петербург поразил меня своим необычным видом: казалось, будто в европейский город переселены колонии дикарей. Улицы здесь длинные и широкие, площади поражают величиной, дома просторны. Всё это ново и грязно. Как известно, сия столица была импровизацией царя Петра Великого, и её архитекторы с успехом создали подражание европейскому городу. Тем не менее, там всегда чувствуется близость пустынных льдов севера. Нева, сонные воды которой омывают стены множества строящихся дворцов и незавершённых храмов, похожа скорее на озеро, чем на реку. Я нанял в гостинице две комнаты с окнами на главную набережную. Хозяин оказался недавно приехавшим из Штутгарта немцем. Лёгкость, с которой ему удавалось объясняться среди всех этих русских, могла бы показаться удивительной, если бы я заранее, не знал, сколь распространён здесь немецкий язык. Местным же диалектом пользуется только простой народ. Хозяин, видя, что я не знаю, как провести вечер, рассказал, что при дворе назначен большой бал на шесть тысяч персон, имеющий продолжиться шестьдесят часов. Я приобрёл предложенный мне билет и, нарядившись в домино, направился к императорскому дворцу. Уже собралось всё общество, и везде танцевали. Повсюду стояли внушительные буфеты, ломившиеся от такого количества снеди, которое могло бы удовлетворить самые необузданные аппетиты. Зрелище было великолепное и поражало невиданной роскошью обстановки и костюмов. Вдруг до меня донеслись слова: “Посмотрите же на императрицу — она думает, будто никто не узнаёт её. Но Орлов следует за нею, как тень, и скоро все поймут, где она”.

Я последовал за указанным домино и убедился, что это и в самом деле Екатерина. То же говорили и все маски, делая, однако, вид, будто не узнают её. Она ходила взад и вперёд посреди огромной толпы, то и дело подталкиваемая со всех сторон, что, по всей видимости, не вызывало у неё неудовольствия. Иногда она усаживалась позади какой-нибудь непринуждённо беседовавшей группы, рискуя при этом услышать слишком откровенные мнения о самой себе. Но, с другой стороны, было небезынтересно узнать правду, то есть именно то, чего обычно лишены государи. На некотором расстоянии от императрицы я приметил маску колоссального роста и с плечами Геркулеса. Проходя мимо, каждый называл его: Орлов!

В одном из салонов, где исполняли контрдансы, моё внимание привлекла юная особа, окружённая многочисленными поклонниками. Все в этой группе изъяснялись по-французски, и, прислушавшись, я вскоре ещё больше проникся любопытством по причине слов и голоса прелестной незнакомки. Она употребляла в точности те же фразы, кои были изобретены мною и распространялись в некоторых парижских кружках. Должен сознаться в своей глупой наивности: видя эту молодую женщину, окружённую важными особами на императорском балу, я сразу же вообразил, будто маска скрывает лицо прелестной герцогини из окружения Людовика XV, у которой возник каприз потанцевать на берегах Невы. С нетерпением ожидал я минуты, когда она соизволит показать себя. Наконец, по прошествии часа она сняла маску, чтобы отдышаться, и я узнал, но кого бы вы думали? Маленькую Барэ, чулочницу с улицы Св.Гонория: семь лет назад я был приглашён на её свадьбу в Отель-Эльбёф. Каким образом оказалась она в Санкт-Петербурге? Я благословлял сей счастливый случай, тем более, что прошедшее после того время нисколько не убавило её очарования. Всё та же ослепительная кожа, прелестные зубки, розовый рот и томные глаза. Это наводило меня на мысль о столь же соблазнительном состоянии сокровенных её прелестей. Я стремительно подошёл к ней, но она сразу же надела маску.

— Слишком поздно, прелестная Барэ, я узнал вас. Она повернулась ко мне спиной и хотела уйти, но я схватил её за руку и спросил:

— Почему вы так боитесь? Неужели вы забыли своего друга из Отель-Эльбёф?

Она обернулась и смерила меня взглядом с головы до ног. Чтобы помочь её смешавшейся памяти, я подсказал:

— А как ваша коммерция? Всё ещё процветает? Довольны ли вы господином Барэ? Не решился ли он всё-таки завести детей?

При этом последнем вопросе она приложила пальчик к губам и, взяв меня под руку, увлекла в соседнюю залу, где никого не было.

— Я вижу, сударь, вы знавали меня в Париже. Теперь мне приходится скрывать моё тогдашнее положение. Но вам я могу открыться — сейчас меня зовут мадам Ланглад.

— В Париже я частенько встречал одного судебного советника с такой фамилией. Все считали его человеком отменных нравов...

— Именно он и обесчестил меня. За какие-нибудь полгода я сделалась несчастнейшей из женщин...

— А бедный Барэ, не умер ли он с горя? И каким образом этот господин Ланглад бросил свой суд и оказался в России?

— Ланглад остался в том же самом кресле, а мой муж в той же лавочке на улице Прувэр. Сюда я приехала с директором комической оперы.

— Который утешал вас во всех несчастьях...

— Это чудовище, подлец, державший меня впроголодь. Но небо послало мне покровителя...

— Конечно же, богатого и влиятельного?

— Это был польский посланник граф Ражевский. Теперь вы узнали мою историю и должны назвать себя.

— Я хочу доставить вам удовольствие догадаться самой. Не припоминаете ли вы иностранца, которому доверили в Париже один важный секрет?

— Какой же?

— То, что господин Барэ, ваш супруг, оставлял вас проводить ночи в одиночестве и совершенно не пользовался своими правами.

— Что-то не припоминаю, сударь. “Чёрт возьми, — подумал я, — значит мадам Барэ делала подобные признания не мне одному!”

— В таком случае, мадам, вы уж, верно, не забыли того, кто с вашей помощью примерял облегающие панталоны в задней комнате вашего магазина.

— Как! Господин Анатас.

— Нет, мадам, я не Анатас, но тот, кому доводилось обедать с вами наедине в “Пти-Полонь”.

— Так это вы, мой дорогой Рожэ! — она дотронулась до моей маски и сбросила её.

— Казанова! Вас привёл сюда мой добрый ангел!

— Не спешите, милая Барэ. Что скажет граф Ражевский?

— Граф уехал из России и не захотел взять меня в Варшаву.