Хаджи-Мурат Мугуев - Рассказы разных лет

Комиссар Михайлов только что вынул книгу и не успел еще даже раскрыть ее, как в комнату вбежал один из батарейцев.

— Беда, товарищ комиссар! Махновцы на батарее! — крикнул он и выбежал вон.

Михайлов отложил в сторону книжку и выглянул в открытое окно. Над селом прокатился залп, поблизости застучали конские копыта. Комиссар сорвал со стены патронташ, сунул за пазуху гранаты и, схватив винтовку, выбежал во двор. К нему подбежало несколько красноармейцев; в первом из них он узнал разведчика Дроздова, остальные были батарейцы и бойцы из четвертого эскадрона.

— Товарищи, сюда! Ложитесь в цепь! — крикнул Михайлов и первый залег в канаву под забором у самого переезда.

Красноармейцы легли рядом, и сейчас же из-за колодца, стреляя на всем скаку, вынеслась пулеметная тачанка, за нею, обгоняя ее слева, мчалась другая, а позади и по бокам скакали конные. Поднявшееся над домами пламя пожара озарило дорогу и часть села. Комиссар видел, как у колодца упал сбитый пулею красноармеец, как у коновязи отбивался от двух конных бандитов часовой. Он отчетливо видел, как сверкнула и опустилась шашка одного из махновцев и как задергался на земле часовой. Первая тачанка, сделав крутой заезд влево, внезапно повернула к ним. Коренная, фыркая и горячась, неслась прямо к канаве. Пристяжные, откинув головы и храпя, были утке совсем близко. На тачанке за пулеметом сидело двое бандитов, позади них, в барашковой шапке, в галифе, с обрезом в руке стояла женщина.

— Взво-од, пли! — поднимаясь на одно колено, закричал комиссар и, откинувшись назад, швырнул под ноги тройке гранату-лимонку.

Столб крутящегося вихря подсек коням ноги. Коренная упала, а налетевшая на нее тачанка перевернулась, увлекая за собою одну из пристяжных. Другая, оборвав постромки, бросилась в сторону, свалив с коня мчавшегося сбоку всадника. Короткий красноармейский залп врезался в общий грохот пальбы. Четверо махновцев упали, но вторая тачанка, обскакивая место, где бились упавшие кони, заскакала лежавшим во фланг и открыла вдоль по канаве продольный огонь. Комиссар чувствовал, как возле его лица, обдавая струйкой ветерка, неслись пулеметные пули, слышал, как шлепнулось, вонзилось в землю несколько стальных ос, как застонал и охнул соседний красноармеец.

— За Советскую власть!.. Смерть бандитам! — закричал Михайлов и швырнул вторую гранату в кучу набегавших слева махновцев.

Он видел, как его граната разорвалась в самой середине толпы и как врассыпную бросились махновцы.

Полянка и дорога все сильней и больше заполнялись врагами. Из-за поворота дороги поодиночке и группами скакали бандиты. Их уже было сотни полторы. Рассыпавшись в цепь, стреляя из пулеметов и осыпая канаву винтовочным огнем, они с криком и бранью окружали засевших в ней красноармейцев. А над селом все сильнее вставал пожар. Комиссар слышал, как сквозь вой пламени, свист пуль и грохот гранат гудел набатный колокол.

— Обходят, товарищ комиссар, обходят! Сейчас конец нам будет, — услышал Михайлов срывающийся шепот подползшего к нему Дроздова.

— Товарищи, бегом в избу! А я с гранатами задержу бандитов, — сказал комиссар и, размахнувшись, кинул вперед третью лимонку.

Словно горячий прут хлестнул и обжег ему руку, В левом плече заныло, рука наливалась свинцом.

«Ранен», — подумал комиссар и оглянулся. Он был один. Волоча за собою руку, комиссар пополз по канаве. Пули с неистовой силой хлестали вокруг, но комиссар знал, что красноармейцы уже добежали до хаты и стреляют оттуда, облегчая ему отход.

Он дополз до конца канавки и, пригнувшись, побежал по бурьяну вдоль забора к хате. Под ногами его вставала пыль. Пули рвали землю. У самого порога комиссар пошатнулся. Вторая пуля вонзилась в плечо. Красноармейцы втащили ослабевшего комиссара в комнатку в положили его на полу.

— Стреляйте, товарищи, стреляйте! Отбивайтесь… а я сейчас… только отдохну и тоже… — тяжело дыша и делая паузы, проговорил Михайлов.

Огромным усилием воли он заставил себя приподняться и, несмотря на сильную боль в плече и капавшую кровь, отстегнул правой рукой кобуру, достал наган и, вынув из-за пазухи две последние лимонки, сел у самого порога, упершись для крепости ногами в стенку. Его начинало мутить. Голова тяжелела, охватывала сонливость, но тогда Михайлов усилием воли отгонял от себя оцепенение и напряженно прислушивался к грохоту боя, к голосам бандитов, стрелявших уже из-под стены.

— Сдавайся, красная сволочь! Все одно побьем! — совсем близко от комиссара прокричали со двора.

Еще один красноармеец рухнул на пол. В темноте комиссар уже не видел и не знал, сколько защитников осталось в этой низенькой деревенской хатенке. Через разметанное окно влетел град пуль, пущенных в упор из ручного пулемета. Еще один повалился со стоном, и только в углу у печки кто-то упорно и неторопливо стрелял через окно по мелькавшим на свету бандитам.

«Наверно, Дроздов», — подумал комиссар.

Его отшвырнуло в сторону, и он сильно ударился головою о стену. По лицу потекла теплая кровь. Пробегавший мимо махновец швырнул в окно гранату. В углу кто-то охнул и, роняя хозяйские чашки, медленно сполз на пол. В комнате стало тихо.

«Кажется, все!» — подумал комиссар и негромко спросил:

— Кто-нибудь есть живой?

Никто не ответил, и только со двора сквозь разбитое окно влетали шум боя и голоса махновцев. У самой двери послышались шаги.

— Сдавайся, эй, слышь, которые жить хочут! — крикнули со двора.

Комиссар молчал. Он затаил дыхание, чтобы не выдать себя. «Только бы не потерять сознание… только бы не ослабеть», — думал он, напряженно всматриваясь в темноту.

— Эй, кому говорю! Сдавайся! Усе ваши на селе побиты. Ну! — уже грозно закричал стоявший у двери.

Видя, что ему не отвечают, он сделался храбрее и толкнул прикладом дверь.

— Не лазь, слышь, Мосей, не лазь в хату. Они там сховались, гляди, с винта вдарят! — крикнул кто-то сзади.

— Не вдарят. Усе посдыхали, — произнес чей-то грубый голос.

Дверь рванули, и она, полу сбитая пулями с петель, с визгом упала во двор. В проходе стоял огромный детина, за спиной которого виднелись другие.

— Усех побили… Жаль, ушли от мене, гады, — сказал махновец и шагнул внутрь.

Напрягая всю свою волю, комиссар изо всей мочи ударил возле себя обеими лимонками об пол. Теряя сознание, он еще успел заметить, как зашатался, падая, махновец, как с воем кинулись прочь остальные и как, в пыли и грохоте, провалилась внутрь ветхая крыша ставшей ему могилой хатенки.

Дежурный эскадрон с полубатареей первый подошел к Одинцовке. Обстрелянный заставами махновцев, эскадрон атаковал сторожевое охранение, смял его и, отбросив за мост, повел наступление на село. Два орудия открыли огонь по рассыпавшимся вдоль берега махновцам, третье же стало бить по мосту.