Патрик Вудхед - Запретный храм

Дорже, стоявший у стены, был полон отчаяния. Он беспомощно смотрел на море издевательски усмехающихся лиц, на всю эту невероятную сцену, разворачивающуюся перед ним. Почему молчит настоятель? Почему не отринет глупые обвинения и не вернет себе власть в монастыре?

Дорже увидел, как толпа монахов снова подалась вперед. Их набилось в храм более пяти сотен, они кричали и толкались, чтобы занять место, откуда лучше видно, а их старейшины, как и Дорже, стояли по углам. Они хранили молчание, потому что за хаосом и шумом их все равно никто бы не услышал.

И вдруг Дорже понял. То же самое чувствовал и настоятель. Даже если он попытается возразить, никто не услышит.

По храму гулял ветерок. Дорже посмотрел на дрожащее пламя свечей. Тут золоченые двери открылись и на свет вышли двое. Он увидел длинные черные волосы Шары и мальчика, цепляющегося за ее руку.

Дорже поспешил к возвышению, не без труда протолкался через толпу монахов и наконец добрался до выстроившихся в ряд горнистов.

— Возвестите прибытие! — приказал он, перекрывая гвалт.

Горнисты в смятении посмотрели на него.

— Делайте, что я сказал! — крикнул Дорже.

Мгновение спустя серебряный горн выдул долгую дрожащую ноту. Шум стих, Рега повернулся посмотреть, что происходит.

— Кто велел играть? — громовым голосом спросил он, но Дорже уже поднимался на возвышение.

Он смело шагнул вперед.

— Тишина! — прокричал он, показывая на дверь. — Тишина, перед вами панчен-лама — 1законный правитель Тибета.

Все смолкли и повернулись к дверям, где Бабу медленно выскользнул из рук Шары. Он неуверенно встал рядом с ней, переводя карие глаза с одного лица на другое.

— Значит, мальчик вернулся, — прошептал Рега, поворачивая голову.

Шара за руку повела Бабу вперед под усиливающийся шепоток толпы. Монахи расступались, освобождая дорогу к возвышению и мраморному трону настоятеля. Бабу прошел сквозь толпу, аккуратно ступая войлочными сапожками по полу громадного храма. Он тонул в тяжелой козьей куртке, так что подбородок едва виднелся из-за мягкой шерсти, а над ним сверкали глаза, которыми он рассматривал монахов.

Когда они приблизились, Рега поднял палец.

— Мальчик действительно реинкарнация панчен-ламы! — крикнул Рега. — Он находился в монастыре, и настоятель скрывал его. Он обманул нас. — Рега подошел к краю возвышения. — Слушайте меня, братья. Я возьму мальчика и возвращу ему законную власть. Я посажу его в Шигадзе и верну нам нашу страну.

Когда Шара и Бабу остановились перед послушниками, из толпы послышались одобрительные крики. Шара взирала на Регу в золотой мантии с дхармачакрой в руке и не могла поверить в то, что случилось за время ее отсутствия. Выходит, Рега захватил власть в монастыре.

— Китайцы идут, — прошептала она. — Мы должны эвакуировать монастырь.

Прежде чем настоятель успел ответить, Рега, услышав шепот Шары, обратился к толпе.

— Час настал, братья! — взревел он. — Китайцы нашли нас. Пора сразиться!

В этот момент настоятель наконец поднял руку, пытаясь перекричать всеобщую панику.

— Нет, мы не можем отвечать насилием на насилие. Мы должны эвакуировать монастырь, уйти еще дальше в горы…

— Сражаться! — снова прокричал Рега, выбрасывая вверх руку. — Гелтангу пора возглавить революцию и победить китайцев! Мы должны сражаться!

Монахов обуяла жажда деятельности, они ринулись к дверям. Глаза их были широко открыты, они воздевали вверх кулаки, подражая Реге. Некоторые держали в руках тяжелые медные подсвечники, другие разломали невысокое ограждение вокруг возвышения и вооружились толстыми деревянными палками. Они двинулись к дверям храма, готовясь смять любого, кто окажется на пути.

В шуме был слышен голос Реги, призывавшего их сражаться до последней капли крови, тогда как увещевания настоятеля совсем затерялись в общем гвалте.

Бабу сел на пол перед возвышением. Он глубоко вздохнул и, заведя ногу за ногу, принял позу лотоса, положил руки на колени и начал тихо мелодично напевать. Слова срывались с его губ, глаза были закрыты, на лице появилось выражение полной безмятежности. Среди всеобщего шума и смятения его спокойствие привлекло внимание находившихся рядом.

Настоятель смотрел на него с недоверчивой улыбкой. Потом он подошел к мальчику и сел рядом, несколько мгновений глядя в лицо Бабу, а потом закрыл глаза и затянул ту же заунывную мелодию. Их головы раскачивались в едином ритме, слова лились тихим ровным потоком.

Толпа монахов, образовав у возвышения полукруг, взирала на них, раздираемая между истерикой молодых послушников и неожиданным спокойствием мальчика и настоятеля. Дорже протиснулся к возвышению и присоединился к ним. Его примеру быстро последовала Шара, усевшись рядом с Бабу. Некоторые из старейшин тоже опустились на пол, подхватывая песнопение. К ним подходили все новые и новые монахи.

Голоса сливались, образуя устойчивый противоток окружающей панике. Рега на возвышении вертел головой из стороны в сторону.

— Это что еще значит? — прокричал он, пытаясь понять, откуда доносится песнопение. — Китайцы на пороге. Вы не можете сидеть и молиться.

Вскоре в огромном храме началось движение в обратную сторону, потому что монахи оглянулись и увидели на полу растущий кружок братьев. Одни просто безмолвно смотрели, другие стали присоединяться к молящимся. Храм постепенно заполнялся сидящими плечом к плечу монахами, и все раскачивались в едином ритме.

Слова молитвы зазвучали громче по мере того, как все больше монахов принимало участие в песнопении. В конечном счете осталось стоять лишь несколько молодых послушников.

Настоятель поднялся на ноги и подал знак горнисту, который еще раз выдул ту же ноту, разнесшуюся по притихшему храму. Все глаза повернулись к нему.

— Братья, это Гелтанг, — сказал он, показывая на сидящих. — Наш главный принцип — сострадание. Не насилие.

Медленно подняв Бабу на ноги, настоятель повел его к центру возвышения. Фигурка мальчика потерялась на огромном резном троне.

— Вот наш новый лидер, — провозгласил настоятель, поворачиваясь к монахам. — Мы признаем его святейшество Бабугедуна Чокьи Нийму, одиннадцатого панчен-ламу и законного правителя Тибета.

Волна поклонов прошла по головам сидящих, а послушники, еще остававшиеся у дверей, быстро опустились на пол. Настоятель посмотрел на Бабу, который сидел, положив руки на огромные подлокотники.

— Вам решать, ваше святейшество. Китайцы на подходе. Должны ли мы эвакуировать монастырь?

Рега развернулся к трону.

— Он всего лишь мальчик! — с отвращением сказал монах. — Как он может решать такие вопросы?

— Молчать! — проговорил настоятель, поднимая палец. — Тебе здесь больше не место.