Роберт Стивенсон - Остров сокровищ (Пер. О. Григорьева)

Работа была в самом разгаре, когда явились на судно последние матросы и с ними Долговязый Джон. Повар выскочил из лодки с ловкостью обезьяны и, увидев перестановку, вскричал:

— Эй, товарищи! С чем вы тут возитесь?

— Переставляем бочки с порохом, Джек! — отвечал кто-то.

— Но ведь так мы пропустим, чего доброго, утренний отлив! — вскричал Джон.

— Это мой приказ! — вмешался капитан. — Можете отправляться вниз, в кухню. Матросы должны поужинать в свое время!

— Слушаю, сэр! — отвечал повар. И, отдав честь, моментально скрылся по направлению к своей кухне.

— Это хороший человек, капитан! — замолвил за него словечко доктор.

— Очень возможно, сэр! — отвечал капитан Смоллет. — Осторожнее с этим, люди, осторожнее! — крикнул он матросам, которые тащили бочку с порохом. Вдруг он увидел, что я стою в сторонке и с интересом смотрю на всю эту суетню.

— Прочь отсюда, юнга! — крикнул он мне. — Отправляйтесь к повару и спросите у него какой-нибудь работы для себя!

Я бросился бегом вниз и слышал, как он громко сказал доктору:

— Я не потерплю любимцев на своем судне.

Я совершенно разделял мнение сквайра о капитане, которого возненавидел от всей души.

Вся эта ночь прошла в суете и хлопотах, так как мы устраивались на шхуне и принимали друзей сквайра, между прочим и Блэндли, которые приезжали пожелать ему счастливого пути и благополучного возвращения. Никогда раньше в «Адмирале Бенбоу» не выпадало на мою долю столько работы, и я был страшно утомлен, когда перед рассветом боцман затрубил в рог и команда принялась за последние приготовления к отплытию. Но если бы я чувствовал и вдвое большую усталость, то и тогда не ушел бы с палубы; все было для меня так ново и интересно: и эти отрывистые приказания, и резкий звук рога, и матросы, мелькавшие по палубе при свете корабельных фонарей.

— Ну, Джон, затяни-ка песню! — крикнул кто-то.

— Да только старую! — сказал другой.

— Ладно, ладно! — отвечал Долговязый Джон, стоявший на палубе, опершись на костыль, и вдруг запел песню, которая была мне так хорошо известна:

Вся команда подтянула хором:

Я перенесся мысленно в нашу старую гостиницу «Адмирал Бенбоу», и мне почудился голос покойного капитана. Но это продолжалось не дольше секунды. Шхуна снялась с якоря, паруса начали надуваться и берег вместе со стоящими около него кораблями стал постепенно удаляться от нас. Раньше, чем я успел поспать в каюте какой-нибудь часок, «Испаньола» была уже в открытом море на пути к Острову Сокровищ.

Не стану подробно описывать всего путешествия. Оно было вполне благополучно. Корабль наш оказался отличным, команда — искусной в морском деле, а капитан прекрасно исполнял свои обязанности. Но раньше, чем мы добрались до Острова Сокровищ, произошли события, которые стоит передать.

Во-первых, мистер Арро оказался даже хуже, чем о нем думал капитан. Он не пользовался никаким авторитетом среди матросов, и последние делали все, что им было угодно. Но хуже всего было то, что со второго или третьего дня плавания он стал показываться на палубе с мутным взглядом, раскрасневшимися щеками, заплетающимся языком и другими признаками злоупотребления вином. С каждым днем он опускался все ниже и ниже и, случалось, проводил целый день в каюте, лежа на своей койке. Но иногда он отрезвлялся на один или два дня и тогда исполнял свое дело довольно сносно. Откуда он получал водку — это было тайной, которую мы никак не могли открыть, как ни ломали себе голову. Мы терялись в догадках, и все наши подкарауливания не привели ни к чему. Когда же его спрашивали об этом, он или отвечал только смехом, если был пьян, или же, если бывал трезв, торжественно уверял, что не пьет ничего, кроме воды.

Он был не только бесполезен как штурман, но оказывал даже дурное влияние на матросов. Кроме того, ясно было, что он может дорого поплатиться за свою страсть к пьянству. Поэтому никто не был удивлен и даже огорчен, когда в одну темную ночь он исчез бесследно, и больше мы его не видели.

— Упал в море! — решил капитан. — Что ж, джентльмены, это избавляет нас от хлопот, а его — от железных оков, которые пришлось бы ему, пожалуй, одеть.

Но так как неудобно было обходиться без штурмана, то пришлось повысить одного из матросов. Наш боцман Андерсон, самый симпатичный из людей на судне, исполнял обязанности штурмана, хотя и сохранил свое прежнее звание. Знания морского дела мистера Трелонея, так много путешествовавшего, оказались также очень кстати, и он часто стоял на вахте в хорошую погоду. Кроме того, и другой боцман, Израиль Гандс, старый, опытный и добросовестный моряк, мог, в случае нужды, исполнять какую угодно работу. Он пользовался большим доверием и дружбой нашего корабельного повара, почему я, кстати, скажу несколько слов и об этом последнем. Разгуливая по палубе, он подвязывал костыль на ремне к шее, чтобы иметь свободными обе руки. Интересно было смотреть, как он бегал со своим костылем по кораблю, хватаясь иногда за переборку и приспосабливаясь к движениям судна. Особенно любопытное зрелище представлял он во время сильной качки: быстро, как никто другой, перебегал он по палубе, хватаясь временами за веревки, протянутые ради него в наиболее широких частях, — «серьги Долговязого Джона», как их называли. Часто он даже не пользовался при этом своим костылем, и тот висел на ремне, привязанном вокруг шеи. Но, несмотря на всю его ловкость и проворство, те из матросов, которые плавали с ним раньше, часто выражали сожаление, что он уже не тот, каким был когда-то.

— Это необыкновенный человек! — говорил мне боцман Гандс. — Он прошел хорошую школу в молодости и, если захочет, то может говорить как книга. К тому же, как он смел! Лев не может сравниться в храбрости с Долговязым Джоном. Я видел раз, как на него, безоружного, напало четверо человек, и он стукнул их друг о друга головами!

Вся команда уважала и даже слушалась его. Он имел особенную способность попадать каждому в тон и оказывать всем разные услуги.

Ко мне он был необыкновенно добр и всегда радовался, если я заходил к нему на кухню, которую он держал в удивительной чистоте: на стене висела сверкавшая посуда, а в одном углу помещалась клетка с попугаем.

— Входите, входите, Гаукинс! — говорил он обыкновенно. — Поболтайте с Джоном! Ни с кем не болтает он с таким удовольствием, как с вами. Садитесь сюда и слушайте новости. А вот и мой «Капитан Флинт», я прозвал так моего попугая по имени одного знаменитого пирата. Капитан Флинт предсказывает нам успешное путешествие. Не так ли, капитан?