Луи Буссенар - Путешествие парижанина вокруг света

По этому сигналу пироги, выстроившиеся впереди, направились по течению навстречу шлюпу, тогда как следовавшие за ним образовывали сплошную линию, которая должна была отрезать судну путь к отступлению. Таким образом, европейцы очутились между двух огней.

— Ну, теперь не до шуток, детки! — пробормотал боцман, не переставая жевать свой табак.

В мгновение ока белые были окружены со всех сторон.

— Открыть огонь! — проревел голос молодого командира.

И весь шлюп осветился огнем, словно кратер вулкана. К треску ружейных и револьверных выстрелов присоединился резкий звук пушки, рассыпавшей свои снаряды веером во все стороны. Две-три пироги затонули, а находившиеся на них туземцы были убиты.

Скоро река стала окрашиваться кровью; на воде среди обломков пирог виднелись черные тела, частью уже бездыханные, частью еще корчащиеся в невыразимых предсмертных муках.

Кольцо неприятеля вокруг шлюпа все сужалось, хотя нападающие почти не отвечали на огонь: на их стороне был численный перевес, и они, вероятно, решили взять судно на абордаж. Несмотря на то что митральеза беспрерывно трещала, а стволы ружей раскалились от беспрестанных выстрелов, враги медленно, но неуклонно приближались.

Подле командира находился высокий молодой человек в гражданском платье и белом пробковом шлеме, с ружьем в руках, который также стрелял с меткостью и спокойствием старого солдата.

Лицо мичмана было мрачно и озабоченно: положение становилось весьма серьезным.

— Что вы думаете предпринять? — спросил его вполголоса высокий господин в белом шлеме.

— Право, не знаю, что вам сказать, мой дорогой Андре, — отозвался командир, — я боюсь, что нам придется отступать.

— Но путь к отступлению отрезан!

— Мы все-таки пройдем, если будет нужно! Но меня мучает мысль, что наш бедный доктор, быть может, находится здесь, поблизости, следит за всеми перипетиями боя и видит, что надежда на спасение исчезает.

Между тем вражеские крики все усиливались, происходило что-то неслыханное.

Несколько пирог подошло уже вплотную к судну. Чернокожие, цепляясь руками и ногами, полезли на борт шлюпа. Целые гроздья отвратительных, свирепых существ повисли на бортах и снастях.

Моряки встретили их ударами топоров, банников, штыков и ружейных прикладов; бьют, режут, колют, стреляют, все почерневшие от порохового дыма, все испачканные своей и неприятельской кровью.

Держаться более не представлялось никакой возможности. Надо поворачивать назад! Но в тот момент, когда молодой командир собирался отдать соответствующее приказание, происходит нечто ужасное: винт судна из-за какой-то непонятной помехи вдруг перестал работать. Даже самые смелые моряки при этом невольно содрогнулись.

Людоеды, пользуясь случившимся, устремились вперед. Но их ждал двойной сюрприз: свисток машины издает страшный оглушительный вой, и одновременно с этим громадная струя пара, пущенная поперек судна с обоих бортов, ошпаривая, заволакивает их густым белым облаком.

Это была превосходная мысль механика, которая на мгновение спасла положение судна.

Шлюп несет вниз по течению. Нужно сохранить пар, заставивший туземцев стать менее смелыми и предприимчивыми.

Пользуясь этой минутой затишья, экипаж спешит снова зарядить митральезу. Винт по-прежнему не работает.

— Ах ты голь перекатная! — ворчит Ивон. — Ведь ни одного клочочка холста у них нет, у этих черных чучел!

— А ты помалкивай! Ты мне не говори о них под руку!

— Ну, еще надо посмотреть, старина! — весело крикнул тоненький, звонкий голосок с несомненным парижским акцентом. — Вы не шутите с паром: пар иногда — дело великое!

Тот, кому принадлежал этот звонкий голос, был маленький истопник, нагой до пояса, как и все судовые кочегары; маленький, худенький, он появился из люка с забавным проворством игрушечного чертика, выскакивающего из коробки, и предстал перед командиром с почтительным видом и вместе с тем безбоязненным и смелым. Это был тот самый мальчуган, который недавно, отлучившись на минуту из кочегарки, оказал рулевому Пьеру такую своевременную услугу, уложив выстрелом из револьвера душившего его туземца.

— Что тебе надо? — спросил его мичман.

— Я там скоро состарюсь, командир, — сказал мальчуган, указывая на люк, ведущий в топку, — мне там делать нечего, раз наш винт не вертится!

— Ну и что же? — несколько резко спросил офицер.

— Что? — нимало не смущаясь, повторил мальчуган. — Я хотел бы настоящей работы!

— Работы! Какой?

— Это, кажется, нехитро угадать, — засмеялся мальчуган, — я хотел бы нырнуть разочек да перекинуться парой слов с нашим винтом: чего он там заартачился?

— Прекрасно! Ты — отважный парень! Иди!

— Слушаю-с! Раз, два, три! Гоп! — Недолго думая мальчуган ухватился обеими руками за перила и одним прыжком кинулся в воду с легкостью профессионального ныряльщика.

— Молодчина! — послышались похвалы матросов. — Смелый мальчишка!

Туземцы, с минуту ошеломленные и недоумевающие, снова устремились вперед. Мальчуган все еще под водой. Но вот наконец, точно буек, показывается над поверхностью его голова с белокурыми кудряшками.

— Готово, ребятушки! — кричит он. — Да здравствует республика! Киньте мне какой-нибудь конец, живо!

Винт начал работать. Матросы кинули канат, и мальчик стал проворно взбираться наверх. Вдруг тяжелый осколок пироги ударил его по голове.

Оглушенный ударом, он выпустил канат и скрылся под водой. Громкий крик вырвался из уст матросов, но в тот же момент кто-то грузный бросился в воду. Это был человек в белом шлеме, тот, которого командир называл Андре; он хотел спасти отважного мальчишку.

Между тем чернокожие начали стягивать свои ряды вокруг судна, поведение их снова стало угрожающим; вся река была покрыта их пирогами, за которыми они прятались, как за плавучими баррикадами.

Все это происходило гораздо быстрее, чем можно рассказать. Но секунды кажутся часами во время напряженного ожидания: ни мальчик, ни его спаситель еще не появлялись над поверхностью. Между тем судно начинает поворачиваться.

Наконец вот они! Андре одной рукой поддерживает лишившегося чувств паренька, другой подхватывает кинутый ему конец.

— Смелей! — кричат ему сверху.

Но — увы! Винт снова перестал работать; окончательно ли повредил его толчок или опять цепкие водоросли, замотавшись за него, мешали ему вращаться, но только в тот момент, когда шлюп стал неуправляем, течение, легко подхватив его, как перо, быстро понесло вниз. В одно мгновение судно пробило линию преграждавших ему отступление пирог, одни разбив, другие затопив, и в несколько минут совершенно скрылось из вида. Разозленные туземцы после минутной растерянности набросились на двух белых, один из которых только что начал приходить в себя, а другой терял сознание от потери сил. То, что их не унесло течением вслед за судном, объясняется тем, что река в этом месте образовала луку и в том месте, где находились несчастные, течение было далеко не так сильно и быстро, как там, где очутился шлюп, маневрируя с целью отступления.