Луи Буссенар - Путешествие парижанина вокруг света

— Если так, то они, как видно, не особенно усердно поедают друг друга! — сказал Фрике.

— Напротив, ты весьма ошибаешься, мой маленький приятель. Эти племена плодовиты, как немцы, и так же прожорливы, как последние.

— Нет, уж это слишком! — воскликнул возмущенный Андре. — Неужели это в самом деле возможно?

— Доказательством служит то, что в то время как маркиз де Компьеж записывал эти факты из своих наблюдений, Швейнфурт наблюдал то же самое на расстоянии восьмисот миль от места наблюдений маркиза. Ньям-ньям, само имя которых является звукоподражанием движению челюстей и одновременно означает на их языке «ешь-ешь», населяют восточную часть Центральной Африки.

— Между нами говоря, кличка их не лишена остроумия, — заметил неисправимый болтун Фрике, — хотя она и не особенно смехотворна… Ни-ам, ни-ам (по-французски — Ni-ame, Ni-ame), «ни души», иначе говоря! Да, хорошая кличка!

— Раньше, — продолжал доктор, — их называли «хвостатыми людьми» и долгое время думали, что они действительно обладают этим придатком. Но впоследствии убедились, что они только подвязывают себе бычьи хвосты, которые и были приняты легковерными путешественниками за их естественные придатки. Ньям-ньям, как и пагуэны, украшают свои волосы мелкими раковинками «каури», заменяющими монету на восточном побережье, но никогда не приносимыми морем на западное побережье. Затем, надо заметить, что как те, так и другие пользуются ножами одинаковой формы и величины, называемыми «трумбаш», чрезвычайно вычурными.

Собаки, которые используются на охоте ньям-ньям, низкорослые, похожие на волков животные, с большими, прямо торчащими ушами, короткой гладкой шерстью и небольшим хвостом закорючкой, как у свиньи. Морда острая, с широкой сильно выпуклой лобной костью. Де Компьеж встретил у пагуэнов совершенно такой же вид собак и даже привез с собой одну из них, когда вернулся из своей блестящей экспедиции, совершенной им в обществе Альфреда Марша. Таким образом, не подлежит никакому сомнению, что осиебы принадлежат к той самой семье африканских туземцев, которую так наглядно описывает Швейнфурт.

Из числа всех племен, у которых людоедство в обычае, резче всего оно выражается у мубутту и ньям-ньям. Окруженные с севера и юга черными племенами, на которых они смотрят с величайшим пренебрежением, эти людоеды имеют в своем распоряжении громадный простор для охоты и нападений на слабейшие, малочисленные племена и могут питаться дичью, домашним скотом и человеческим мясом положительно до отвала. Все тела павших на поле битвы или в случайной схватке тотчас же отвозятся в хранилища или по домам. Пленникам сохраняют жизнь на какое-то время, и затем они поступают в пищу ненасытным победителям. Их усердно откармливают, заботясь овозможно большем отложении жира, которым они пользуются для кулинарных целей.

— Это возмутительно! — с отвращением воскликнул Андре.

— И вовсе не утешительно к тому же для нас, — сказал мальчуган, — итак, вы говорите, доктор, что эти господа, которые захватили нас, ближайшие родственники тех, о которых рассказывает доктор… Как его… Швей… Швейн… черт его знает, как его зовут… этого труднопроизносимого пруссака!

— Швейнфурт, — поправил его доктор, — уважайте это имя, мой юный друг, имя человека, заслуживающего уважительного к нему отношения, он был не только серьезным ученым, но и благородным человеком. Он говорил, что, несмотря на людоедство, это племя отличается смелостью, природным умом, ловкостью, проворством и даже в техническом отношении стоит неизмеримо выше соседних выродившихся племен. Их искусство ковать железо, охотиться и вести торговлю может сравниться только с такими же способностями пагуэнов и осиебов. Исключая их свирепость, это — благородная раса, несравненно более культурная, чем ее соседи.

Они обладают известной национальной гордостью и самолюбием, одарены умом, рассудительностью, присущими лишь очень немногим сынам Африки. Их производства стоят довольно высоко, а дружба их искренна и надежна.

— Хорошо было бы оказать им какую-нибудь услугу и приобрести их дружбу, — заметил Фрике, — чтобы избавиться от чести фигурировать на их столе в качестве жаркого с гарниром из сладких бататов, похожих на наш картофель.

— Это действительно было бы хорошо, — согласился Андре, не пропустивший ни единого слова из этих интересных, но неутешительных этнографических сведений, сообщенных доктором.

— К счастью, у нас еще есть время, как я вам сказал, недельки две отсрочки! — вставил доктор.

— Чтобы наше мясо стало в меру сочно и нежно и чтобы наступило полнолуние, как вы говорили? — засмеялся веселый парижанин. — Так, так, за это время мы успеем что-нибудь придумать и ухитримся сберечь свою жизнь!

Но доктор не слушал его; он озабоченно шагал взад и вперед, как будто находясь в ожидании чего-то неприятного.

Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели в крыше, становились все более косыми. Ночь быстро надвигалась, и не далее как через полчаса черный мрак, минуя сумерки, окутает всю землю, как это бывает в экваториальных странах.

Вдруг неистовый шум, вой и лай собак, крики спугнутых попугаев, смешавшись воедино, огласили воздух.

— Ну вот, — сказал доктор покорным тоном, — настает время.

— Какое время? — спросил Андре, у которого, несмотря на все мужество, выступил пот на лбу.

— Время обеда!

— Так что же? Что в этом гастрономическом процессе может быть особенно огорчительного?

— Увы, друзья мои! Вы сейчас увидите сами.

Между тем шум и вой все усиливались. Казалось, ревел какой-то нестройный оркестр, состоящий из десятка волынок, издающих душераздирающие звуки. Наконец дверь отворилась и широкий поток света залил всю хижину. Десяток субъектов медного или, вернее, серо-зеленого оттенка кожи, сходного с окраской панциря крокодила, появились в дверях.

Лица их отличались менее вздутыми, чем у негров, губами, из-под которых виднелись белые, как фарфор, зубы. Густые волосы были заплетены в мелкие косички, в которых виднелись медные нити. Фартуки из шкур диких кошек, или циветт, украшенные маленьким колокольчиком, опоясывали бедра, а ожерелья из зубов хищных зверей красовались на шее.

Они были безоружны, и трое из них несли огромные глиняные бадьи вместимостью пять или шесть литров, содержащие какое-то бледно-желтое варево малоаппетитного вида.

— Ага, вот и нанан! — воскликнул своим звонким пронзительным голоском Фрике, сделав при этом самый умопомрачительный пируэт. — Вот нанан этих бикондо!

Музыканты неистово ворочали своими громадными белками и дули что есть мочи в свои инструменты.

Огромнейшие трубы, нечто вроде пастушьих рожков гигантских размеров, выделанных, подобно знаменитому рогу Роланда, из цельного куска слоновой кости, из которой эти черные виртуозы извлекали чудовищные звуки, представляли собой тяжелую артиллерию этого невероятного оркестра.