Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Затерянные в океане

— Ах, что за упрямцы эти американцы! Это Бог знает что! Ну уходите все отсюда, все четверо, только, ради Создателя, поскорее, иначе одного ядра достаточно будет, чтобы зажечь весь город!

«Ну, не совсем легкое это дело!» — подумал с улыбкой Бартес; но ему стало жаль бедного ревнителя закона, с таким апломбом священнодействовавшего на вечере у Лао Тсина, а теперь имевшего очень угнетенный вид, и он, не медля ни минуты, ушел с китайцами из форта на свое судно. Он знал к тому же, что Уолтер Дигби шутить не любит и способен буквально выполнить свою угрозу, пустив в дело все орудия обоих броненосцев.

И вовремя: оба судна были освещены до высоты мачт, как освещаются только в чрезвычайных случаях, и офицеры стояли уже на своих местах, готовые начать огонь по первому сигналу командира.

Бартес поспешил дать свисток, на который в ту же минуту последовал ответный сигнал с борта «Калифорнии».

— Дело кончено, — сказал он прокурору, — и вы теперь спокойно можете спать.

Но прокурор не последовал этому совету, а поспешил к генерал-губернатору дать ему отчет в своих действиях.

— Гм! — сказал тот, выслушав своего подчиненного. — Так вы освободили и китайцев?

— Что было делать, ваше превосходительство, с этим дьяволом? Промедли я хоть одну минуту — и на нас грянул бы дождь ядер!

— Так-то так! Но не было бы у нас завтра дела с французским чиновником! — заметил генерал-губернатор, покусывая свои седые усы.

— Я надеюсь, что ничего не будет, — отвечал с уверенностью прокурор, — потому что одно дело пушки, и иное дело дипломатия, которая спешить не любит. Да, наконец, мы ведь не имеем прямого требования от французского правительства о выдаче ему именно этих лиц.

— Положим, что вы отчасти правы, — согласился генерал-губернатор, — но во всяком случае я бы вам советовал потушить это дело.

— Я того же мнения, ваше превосходительство! Я сейчас же приму необходимые меры.

— Это единственный способ удовлетворить всех, поверьте моей опытности, — сказал в заключение генерал-губернатор. — Ну, а теперь — до свидания! Идите с Богом, господин прокурор, вы вполне заслужили свой покой.

Прокурор откланялся, но дома всю ночь не мог уснуть, думая об упреках «маркиза де Сен-Фюрси», которые он предвидел на утро следующего дня. Наученный горьким опытом, он дал себе слово — никогда более не брать на себя подобного рода дел…

Так или иначе, но Бартес, несмотря на счастливый оборот дела, напрасно торжествовал свою победу над личностью, к которой переходим мы теперь: он имел дело с тонким и изворотливым, поистине гениальным сыщиком, который никогда не терялся, никогда не отчаивался, как бы ни был он обескуражен; напротив, после каждого поражения он становился еще опаснее своими хитросплетенными замыслами и комбинациями.

Так было и теперь: узнав на другой день о том, что случилось ночью, он принял известие о своей неудаче, по-видимому, спокойно и равнодушно выслушал соболезнование командира «Бдительного», сказавшего ему:

— Ну, мой бедный маркиз, эти канальи американцы сделали вам, кажется, полный шах и мат!

— Да, господин командир! — ответил он со стиснутыми от холодного бешенства зубами. — Но подождем конца: это так же, как и в висте, где хорошие игроки никогда не пасуют от первых неудачных ходов.

Однако, войдя к себе в каюту, чтобы пересмотреть свои бумаги, Гроляр был не на шутку озадачен, не найдя при себе портфеля, где они хранились. Он бросился к своему чемодану, потом к ящику в столе и к постели, — но бумаг нигде не оказалось.

— Украли! Ясное дело, что украли! — глухо воскликнул он в заключение, с опущенными руками и побледневшим лицом.

Теперь враги отняли у него все оружие, которым он был так силен, и вот когда они могут праздновать свою победу над ним, так как теперь он бессилен, теперь он почти ничто!.. Но кто нанес ему это страшный удар?.. Гроляр не долго искал ответ: это должен быть Лао Тсин! Да, непременно он! Он ведь могущественен здесь со своими миллионами, и ему очень легко было все это устроить, потому что к услугам богача все и каждый, а особенно воры!.. Гроляр остановился на ворах и сообразил, как это могло случиться, что у него выудили из кармана портфель: он припомнил давку и толчки, которым подвергся при входе в особняк банкира. Да, именно в эти минуты и вытащили у него портфель с бумагами!

Опомнившись от неожиданности, сыщик поспешил к прокурору и, равнодушно выслушав его извинения, условился с ним о том, что дело не следует представлять в суд, под предлогом неимения будто бы «дополнительных справок» (о выпуске на свободу арестованных решено было молчать).

Побывав у прокурора, «маркиз де Сен-Фюрси» отправился затем на телеграфную станцию и заставил все утро работать телеграфную проволоку между Батавией и Сингапуром… В этом заключалось мщение, которое он готовил своим врагам…

Шесть дней спустя после того на бирже Батавии красовалась следующая телеграмма, полученная от Вашингтонского правительства:

В военном флоте Соединенных Штатов не существует судов под именами «Гудзон» и «Калифорния», равно как и командиров под именами и фамилиями Уолтер Дигби и Фред Робинсон. Поэтому означенные суда и их командиры, явившиеся в Батавский порт, должны считаться пиратами, подлежащими изгнанию из всех стран цивилизованного мира.

В телеграмме имелась еще секретная часть, которую американский консул не счел нужным опубликовать: в ней было сказано, что американская эскадра, шедшая из Гонконга, получила приказ присоединиться к английской, бывшей там же, и к французскому фрегату «Бдительный», чтобы вместе с ним овладеть упомянутыми двумя судами и привести их в Малакку, где они будут подвергнуты международному морскому суду.

Можно судить о повсеместной сенсации, произведенной этой телеграммой!

Все жители Батавии с нетерпением ожидали шести часов вечера того же дня: в этот час офицеры обоих американских броненосцев имели обыкновение обедать в «Восточном Отеле». Неужели они и сегодня, после этой телеграммы, приедут туда со своих броненосцев, как ни в чем не бывало?

И что же? Не подошла еще часовая стрелка к шести, как американские шлюпки по обыкновению отчалили от своих броненосцев! Только теперь они были вооружены пушками и в них сидел многочисленный экипаж.

Все офицеры были налицо, и во главе их два командира, важные и спокойные, с сигарами в зубах, но без всякого вызывающего, фанфаронского вида.

Зрители усыпали всю набережную, и когда приставшие к берегу американские моряки в стройном порядке стали выходить на нее, среди толпы послышались дружные аплодисменты, потому что публика — всюду публика, и везде она любит признаки молодечества и отваги.