Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете

Вот он, глубокий тыл — голодный, изможденный. Заколочены щелястыми досками витрины магазинов с побитыми вывесками. Если подойти поближе, услышишь, как шуршат за досками крысы. Бесконечные очереди за хлебом. А хлеба того по карточке — на ладони три пайки уместятся. На шершавой бумаге на шершавых стенах плакаты:

«Трудящиеся! Спешите на защиту вашей власти, ваших революционных завоеваний!», «Социалистическое Отечество в опасности!».

Рядом и другие:

«Вооружись знанием, рабочий и крестьянин, как ты вооружился винтовкой!», «Знание — это оружие в руках бойца!».

Горячие слова. Да почему-то не лежит душа к учебе, когда с севера — вести о наступлении англичан и американцев, с юга рвется к столице Деникин, на Западном фронте — там, где его полк, — жмет Петлюра... Собрался было Андрей снова податься в действующую армию, да встретил на улице Федьку, бывшего бойца из своего же полка. Федька был в кожанке, с пистолетом на боку. Разговорились. Оказалось, несет он службу в ВЧК.

— Иди к нам! Нам боевые хлопцы сгодятся!

— Э-ма, да чего тут делать у вас, в глубоком тылу?

— Тылу-у? — задохнулся от возмущения Федька. — Да знаешь ты!..

И как начал рассказывать: о заговорщиках, контрреволюционерах, бандитах, саботажниках, спекулянтах, о схватках не на жизнь, а на смерть.

— Иди к нам, Пеструха, не пожалеешь!

Пеструха — это у Андрея кличка была такая. Обидная, вроде как у телки или бычка, да ничего не поделаешь: темно-русая голова его была будто с подпалинами: белые прядки — одна надо лбом, другая — справа над ухом.

Пошел Андрей с Федором. Не пожалел. Зачислили его бойцом оперативного отряда. И снова выдали наган. А к нему еще и удостоверение. Такого документа у него никогда не было. Не какая-то фитюлька с кляксами — на обороте царского уездного предписания о взыске недоимок, — а настоящий типографский бланк. Слева красивым шрифтом:

«Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Московская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности при Московском Совете. Москва, Б. Лубянка, 14», номер и число.

А далее:

«Московская Чрезвычайная Комиссия при Московском Совете Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов разрешает гражд. Лаптеву Андрею Петровичу ношение и хранение револьвера за № 1369 системы «наган».

Подпись: «Председатель Комиссии В. Манцев» и треугольная печать МЧК. К нагану — мешочек патронов.

Белые подходили к Москве. Восстание заговорщиков в столице должно было начаться в самый критический момент. Чекисты заблаговременно раскрыли шпионский «Национальный центр», нити от которого тянулись к Деникину, Колчаку, Юденичу, к иностранным посольствам, привели к подпольному штабу «Добровольческой армии Московского района» и главарю его — полковнику Ступину. Штаб захватили врасплох.

Но деникинцы уже в Курске. Пал Орел... 25 сентября 1919 года — взрыв бомбы в Леонтьевском переулке, в бывшем особняке графини Уваровой, где после революции размещался Московский комитет партии большевиков. Взрыв во время собрания партийного актива столицы. Андрей шел в скорбной колонне к Кремлю, где хоронили жертв белого террора. От товарищей чекистов он знал: враги рассчитывали, что в тот час на собрании будет выступать Ленин...

Преступников нашли. Организаторами взрыва оказались член ЦК партии левых эсеров и один из лидеров анархистов.

Эсеры, анархисты, «Союз возрождения», «Кусковский клуб», белые офицеры, меньшевики... А кроме явной контры — спекулянты, саботажники. Андрей участвовал в боевой деятельности МЧК. «Участвовал» — это, конечно, громко сказано: хоть и взяли его в оперативный отряд, а берегли. Он попытался протестовать.

— Ша, салага! — охладил его пыл командир отряда Чигирь, бывший балтийский матрос, — громадина, поверх кожанки перетянутая портупеями. — У меня на борту — дисциплина и р-революционный порядок, и кажный сверчок — знай свой шесток!

— Да я ж на фронте разведчиком был, сколько раз в тыл к белякам ходил!

— Вот и в нашем экипаже будешь впередсмотрящим! По рукам?

Рука Андрея утонула в лапище матроса, как лодчонка.

Приставленный к «клиенту», он «вел на поводке» своего подопечного — какого-то контрика — от дома к дому; выслеживал матерого спекулянта на толкучке — от кого получает, где хранит товар: муку, сало, сахар, А если и брали Андрея на боевые операции, то Чигирь ставил в наружное оцепление. И лишь по дальним выстрелам и приглушенным крикам Андрей мог догадываться, что происходит т а м.

Снова сделал попытку отстоять свои права.

— Лады, братушка! Ты станешь на мою вахту, я — на твою, — вроде бы согласился матрос, — ежели только сможешь скантовать контрика вот так! — И легко, будто подушку, поднял мальчика за воротник в воздух.

Нет, так «скантовать контрика» Андрей еще не мог... Но какой бы малой ни была его роль, все, чем жила МЧК, касалось и его. Даже когда приходилось обходить дом за домом, чтобы переписать больных, — потому что в специальном приказе Дзержинский поставил перед чекистами задачу бороться еще с одним страшным врагом — сыпным тифом.

Минули осень девятнадцатого, зима двадцатого. Отброшен к Черному морю Деникин; освобождена Украина; под Пулковом разгромлен Юденич. Остатки западной белой армии бежали за кордон, от белогвардейцев и интервентов-англичан уже очищен Север...

Народ приступал к мирной работе. С февраля двадцатого года боевые красные армии начали превращаться в трудовые армии. Прославленные в боях дивизии и полки выходили на восстановление железных дорог, на лесоповал, на добычу угля и торфа, в заросшие бурьяном поля. Революция провозгласила новый лозунг: «Одолеем разруху, голод, нужду — как одолели белогвардейцев!» На Лубянке, прямо у входа в ВЧК, прилепили к стене плакат. На нем изображен рабочий с лопатой на плече, с молотком в руке, а за ним — боец в краснозвездном шлеме, с мотыгой:

«Наследию войны — разрухе мы объявили войну! Топором, ломом, киркой, лопатой вонзимся ей в грудь! Молотом тяжким разобьем ей голову! Тогда заработают НАШИ фабрики, НАШИ машины и станки! Веками создавали мы богатства ДЛЯ ДРУГИХ — наших жирных господ — ДЛЯ СЕБЯ будем их созидать теперь! Довольно терпеть нищету: в наших руках неисчислимые богатства! Дружным трудом братской коммуны восстановим железные дороги: они дадут ХЛЕБ голодным, ТЕПЛО холодным; напитают СЫРЬЕМ, зажгут топливом наши фабрики и заводы! Только СВОЕЙ РУКОЙ защитим мы детей рабочих, жен, отцов, матерей, спасем СОВЕТСКУЮ РЕСПУБЛИКУ!».

Каждый раз, прежде чем войти в здание, Андрей останавливался у этого плаката. Выделенные жирно аршинные красные буквы били точно в цель — ему чудилось, что руки наливаются силой. «Своей рукой защитим!..»