Владимир Лим - Цунами, или Смерть приходит на рассвете

© Владимир Ильич Лим, 2018

ISBN 978-5-4490-9075-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В жизни каждого человека есть место чуду, прозрению…

Об этом мой ушедший Учитель, Юрий Валентинович Трифонов, говорил очень просто: «Каждый человек может написать гениальную страницу о своей жизни…»

Истинный смысл его слов я понял, лишь вступив в его годы. А тогда, в ноябре 1973 года, перед каникулами по случаю очередной годовщины Октября, я воспринял его слова всего лишь как очередное учебное задание – написать историю одной жизни, вместив ее в одну страницу…

Мне удалось вместить ее в девять страниц… Они были далеки от совершенства – у этой истории не было ни начала, ни конца, и это не был рассказ в классическом понимании, это, скорее, была молитва, мольба… тех, кого уже давно нет в живых и кто прорвался ко мне из черной дыры небытия и стоял рядом в студенческой прокуренной келье, с какой-то поспешной и мучительной радостью нашептывая историю своей души…

Удивительно, но Юрий Валентинович взял меня под свою защиту, осадив критиков… Он заговорил о каких-то грузовиках, груженных и порожних, но мне был неважен смысл его похвал, я чувствовал сопричастность к чему-то большому и чудесному, не имеющему отношения ни к этому семинару, ни даже к литературе…

Под его тяжелым взглядом из-под массивных очков что-то вновь треснуло в моей душе, и в эту брешь вновь прорвались чьи-то голоса, стоны, мольбы и смех, они о чем-то просили и одновременно утешали – мягко и трогательно…

Трифонов вдруг замолчал и снял очки… без них лицо его приобрело детское и беззащитное выражение… какой-то подслеповатый, взъерошенный уличной шпаной очкарик из дома на набережной… и он улыбнулся – напутствуя и благословляя…

Его уже давно нет… он среди миллионов ушедших, боровшихся за свою жизнь, своих богов, убитых на поле боя или расстрелянных на краю глиняной ямы, умерших на нарах или под колесами грузовика, добровольно или случайно, ушедших, но не смирившихся со своей великой немотой и безвестностью – они хотят быть услышанными и понятыми даже в этой своей жуткой могильной дали…

Он ушел, исполнив свое предназначение.

Его давно уже нет, но осталась сквозная рана в душе, осталась его улыбка-завещание – быть голосом тех, от кого ты произошел, кто был до тебя и частью тебя, быть голосом немых.

4 ноября 1955 года, Камчатская область, районный отдел КГБ. Два года после первого цунами.

Это был уже не страх, была маята… После часа сидения под дверью, обитой гладкой алой кожей, зверь обмяк, склонив свою полосатую морду на лапы… острые узкие когти уже не впивались в душу Корейца, а лишь покалывали ее мерцающую прозрачную плоть…

Этот Тигр, убивший женщину в приграничной корейской деревне много лет назад, давно стал для него предвестником несчастья… Всякий раз, когда ему грозила опасность, Тигр являлся, в прыжке хватая несчастную, склонившуюся над ручьем… Терзая ее нежную грудь, он предостерегающе смотрел своими рыжими немигающими глазами… Голова Корейца покрывалась горячим потом, губы немели, а сердце билось под самым кадыком…

Возможно, его не арестуют, как было шесть лет назад, если оставили одного в коридоре, не бросят в бетонную камеру, не будут хватать за воротник, придушивая, брызгая в лицо слюной гнева…

Перед опущенной головой Корейца возникли сапоги, плотно охватывавшие тяжелые икры… синие галифе, офицерская рубашка, раскрытая у ворота, зеленый галстук, повисший на зажиме…

Та же хрупкая челюсть с ярким шрамом на подбородке…

Это был Лейтенант, но уже утративший свою юношескую нервную тонкость, вошедший в тело, с равнодушной казенной улыбкой… и на плечах у него были золотые капитанские погоны…

Зверь поднял голову и слегка сжал когти…

Они узнали друг друга, но как бы заново знакомились, примериваясь – один со спазмом, судорогой в груди, другой – с великодушием победителя…

– Конничева, мистер Нагаи, – поздоровался Лейтенант. – Я – Федор Михайлович Миленький, если не забыли…

– Нет…

– Что – нет?

– Моя не Нагаи, моя – Цой…

– Знаем-знаем, какой ты Цой… – уже добродушно сказал Лейтенант, – давай! – показал он подбородком в раскрытую дверь кабинета.

– Так и косишь под корейца, – как-то отстраненно продолжил Лейтенант, плотно усевшись за столом и перелистнув раскрытые на старом зеленом сукне бумаги.

– Моя – Цой… – Кореец придвинул с деревянной рамы столешницы на сукно свой Вид На Жительство…

– Ну ты наглый, – усмехнулся Лейтенант…

Кореец непроизвольно кивнул.

– Хватит! – рявкнул вдруг Лейтенант.

Кореец отпрянул от стола…

– Нам известно, что вы, господин Нагаи, японский офицер, командир карательного отряда, скрываетесь в России от международного суда… – уже вполголоса и почти дружелюбно сказал Лейтенант.

– Моя – Цой, моя учить японский в школа, моя был учитель японского языка… моя бабушка Ан Че Нам жить в Пхеньяне… – обреченно возразил Кореец.

– Да будет тебе язык коверкать, ты же хорошо по-русски говоришь, – Лейтенант слегка улыбнулся и встал из-за стола…

Кореец с удивлением обнаружил, что они одного роста, ему Лейтенант запомнился очень высоким.

– Ну что, поедешь в Японию? – совсем дружелюбно и с удовольствием заговорил Лейтенант по-корейски. Его корейская правильная речь больше всего пугала Корейца, ему казалось, что Лейтенант слышит его корейские мысли… еще чуть-чуть, и он заглянет глубже… И сейчас корейские слова звучали из уст этого русского офицера предостерегающе, как будто в нем затаился предательски кто-то другой, маленький, с грозным прищуром, прозорливый…

– Не поеду, – тихо сказал Кореец, едва скрывая страх… не тот, который жил в нем в образе полосатого зверя, а другой, многослойный, с самого дна…

– Там тебе пенсию военную дадут! А может, дом… казенный, – Лейтенант хихикнул. – А в Корею? Там товарищ Ким Ир Сен всех корейцев на войну собирает, союзничек…

– Нет, японцы – хуже фашистов, – привычно сказал Кореец.

– Значит, здесь остаться хочешь… – Лейтенант рассеянно перелистнул бумаги, как будто искал в них что-то, утерянное давно и неизвестно где. – Как мадам? Скоро рожать? – Лейтенант поднял голову и многозначительно улыбнулся. – Как видишь, мы все знаем!

Зверь шевельнулся, напрягся, страх за не родившегося еще сына был похож на отчаяние, на безмолвный крик, рвавший горло…

– Ладно-ладно! – Лейтенант успокаивающе приподнял руку. – Живи… Я уполномочен объявить вам, товарищ Цой, что мы решили поддержать вашу просьбу о принятии гражданства СССР! Поздравляю вас! – Лейтенант взял безвольную руку Корейца и пожал двумя ладонями. – Мы помним вашу добровольную помощь, оказанную нашему правительству! – тихо, но внушительно добавил он.