Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973

Соколовский положил трубку и снял со спинки стула китель.

— Приемное время окончено. Будь здоров, Роберт! Если что нащупаю, сразу же дам знать.

С самого утра лил теплый весенний дождь. К полудню он перешел в мелкую изморось, и теперь улицы были окутаны настоящим лондонским туманом. Оконные стекла от него запотели. Комната напоминала каюту корабля», плывущего в туманном море.

Адвокат Робежниек стоял у окна и вглядывался в серую муть. Рабочий день был окончен. Приемная юридической консультации опустела, коллеги разошлись по домам.

Телефонный звонок дерзко разорвал тишину кабинета. Хотя Робежниек и ждал его, он все равно вздрогнул.

«Нервишки у вас пошаливают, молодой человек!» — мысленно укорил себя адвокат и взял трубку.

— Алло! Да, это я… Конечно, могу. К вам? Хорошо, еду.

Десятью минутами позже адвокат уже поднимался на верхний этаж одного из домов в конце улицы Горького. Дверь открыла сама Майга Страуткалн.

— Входите, пожалуйста.

— Ого, трехкомнатная квартира на двоих?! — удивился Робежниек. — Вот это я понимаю.

— Это отец мужа оставил нам.

— Щедрый у вас тесть.

— Возможно, слышали об академике Страуткалне?

— Еще бы! Только не знал, что он ваш родственник.

— Два года назад, когда у Эдвина умерла мать, тесть ни за что не захотел тут оставаться. Купил себе домик в Пабажах, у самого моря, и поселился там. Городскую квартиру оставил Эдвину. Мне пришлось только обставить ее по-своему.

Робежниек переступил порог комнаты и остановился. Все тут говорило о недурном вкусе хозяйки и ее любви к уюту. Оранжевые шторы на окнах гармонировали с корешками книг на полках, торшер с двумя абажурами, торчавшими в разные стороны, как тюльпаны, ажурный столик для кофе и еще многие мелочи.

— Вы одна дома?

— Муж уехал на рыбную ловлю. Приедет поздно или даже под утро.

— В рабочий день?

Майга развела руками.

— Я в этом не разбираюсь. Эдвин утверждает, что только в будни бывает хороший клев. По субботам и воскресеньям ему не везет. Понаедут, говорит, разные пьянчуги на реку, горланят, не столько удят рыбу, сколько ее распугивают.

— А как же служба?

— Он часто берет работу на дом и тогда может по нескольку дней не появляться в своем институте.

— И каковы же у него успехи? — продолжал интересоваться Робежниек. — Я имею в виду рыбную ловлю.

Хозяйка открыла дверцу буфета и вопросительно посмотрела на гостя.

— Вино или коньяк?

— Если не возражаете — коньяк.

Майга Страуткалн налила рюмку коньяку адвокату, немного вина себе.

— Меня никогда не интересовали уловы Эдвина, — сказала она равнодушно. — Рыбу он отдает нашему дворнику. Тот присматривает за машиной.

— И вас не волнует увлечение супруга рыболовством?

— А, собственно говоря, почему?

Робежниек немного смутился.

— Я думаю…

— А я не думаю и не желаю ни о чем думать. Я не юрист и не занимаюсь расследованиями. И вообще: умная жена должна кое-что пропускать мимо ушей и на некоторые вещи смотреть сквозь пальцы. Если ты человеку доверяешь, то незачем вынашивать в голове всякие подозрения. А если не веришь — не живи с ним ни дня.

Робежниек улыбнулся.

— Вас ожидает безоблачное счастье до гробовой доски.

Страуткалн недоуменно взглянула на гостя.

— Почему вы так думаете?

— Знаю по опыту.

— Насколько помню, вы никогда не были женаты.

— Добрые духи общими силами спасли меня от этого, — подтвердил адвокат. — Но мне часто приходится выступать на бракоразводных процессах. И я обнаружил одну важную закономерность.

— Интересно, какую же?

— Есть категория женщин, которые смотрят на своего мужа как на разновидность личной собственности. Не дай бог, если он невзначай глянет на другую женщину. Тут же начинается слежка, сцены ревности. А то и еще лучше — бегут к мужу на работу и жалуются в общественные организации. Результат всегда один: развод.

— Но меня-то вы ведь не причисляете к этой категории. И в предсказания я тоже не верю. Расскажите лучше — узнали что-нибудь?

— Узнал. Интересующий нас человек живет в шестидесяти километрах от Риги. Хутор Ляундобели. Сегодня вечером мы могли бы поехать к нему и вернуться не слишком поздно, как и было условлено. Вам следует с ним переговорить.

— Мне одной?

— Полагаю, что так будет лучше. Но я буду там же, поблизости.

Страуткалн встала.

— Я неопытна по части конспирации, но пусть будет по-вашему. Сообщите мне необходимые сведения.

Ивар смотрел на эту женщину с восхищением. Как хорошо, что именно она согласилась оказать ему по мощь. Лучшего союзника трудно было себе представить.

Прямое и широкое, блестящее, как меч, Псковское шоссе рассекало леса и луга, перебрасывалось через овраги и ручьи. Темно-красный «Москвич» уже оставил позади себя Баложи, Гаркалне, Вангажи… «Дворники» еле успевали сметать капли дождя с ветрового стекла.

Не отрывая взгляда от асфальта, Ивар украдкой посматривал на свою спутницу. Густые и мягкие пряди светлых волос; на лице почти никакой косметики, разве что губы чуть подкрашены. Робежниек вообразил Майгу в летнем платье с короткими рукавами гуляющей с ним по песчаному берегу моря, представил, как поблескивают при низком предвечернем солнце золотистые волоски на обнаженных руках, когда она стряхивает пепел с сигареты.

Робежниек в своей жизни встречал немало женщин. Однако ни одна из них не пробудила в нем настоящего чувства. Одни надоедали скорей, с другими встречался дольше, но неизменно придерживался принципа: все, что имеет начало, должно иметь и конец. Его связи прекращались спокойно, без сожалений и драм.

С Майгой оказалось иначе. От встречи к встрече Ивар все сильней ощущал, что эта женщина придает его жизни новый смысл, без которого не стоило ждать наступления следующего дня.

На тридцать восьмом километре, где у развилки шоссе стоит ресторан «Сэните», Робежниек свернул влево. Лил дождь. Мокрая узкая дорога теперь изобиловала крутыми поворотами, но адвокат не сбавлял скорость.

За мостом через Браслу Ивар Робежниек съехал с асфальта и остановил машину на обочине. От этого места разбегались три проселка, и все они исчезали в лесу. Ивар долго изучал указатели, сверялся со своей записной книжкой и в конце концов избрал среднюю дорогу. Высокие сосны смыкались над ней, образуя сумрачный туннель. Машина продвигалась вперед все медленней, словно ощупью находя себе путь меж ухабов и рытвин. Робежниек попробовал было включить ближний свет, но лучи рассеивались в потоках дождя и только ухудшали видимость.

Километра через два лес поредел, дорога, пошла полем. На самой опушке, под высокими деревьями, притулилась небольшая избенка. Поблизости чернел старый овин,